Вначале будет тьма. Финал - [22]

– Не приплетай мой возраст, наглая девчонка.

– Ну я же шучу, не сердись: ты как Мик Джаггер лет тридцать назад. Морщинистый, но все равно притягиваешь взгляды – помнишь, он ведь в семьдесят закрутил роман с какой-то двадцатилетней моделью.

– Мик Джаггер от философии, – Марк засмеялся, – блестяще. Самое смешное, что Джаггер-то все еще жив и ходит все в таких же узких джинсах, как полвека назад. Вернее, его катают в коляске, но джинсы и правда по-прежнему узкие.

– Мы еще услышим не об одном его романе, это наверняка. Завидуешь?

– О нет, надеюсь умереть раньше, чем буду бояться чихнуть и получить сотрясение мозга. Гала, пока ты моешь посуду, я пойду покурю, о’кей?

– Как угодно, мой милый. Одна просьба: если будешь курить марихуану, оставь и мне немного – я покупала для себя, а не для тебя.

– Постараюсь, но не обещаю. Мне же надо как-то расслабиться, понимаешь?

– Тогда с тебя половина цены.

– Продам бомбу, и сразу – какие у меня деньги, я же всего-навсего лишний философ в университете.

– Умоляю, умоляю, давай прекратим этот разговор! Пойду лучше разберу свой гардероб, это и то увлекательнее.

– Вот и иди… – Марк вышел на балкон и достал из тумбочки марихуану. – Все-таки удивительно, что даже у нас легализовали марихуану. Того и гляди станем продвинутой страной, как передовые государства. Спасибо Голландии с Канадой, этот мир за двадцать лет изменился к лучшему.

Хорошенько затянувшись, он поглядел сквозь балконное окно: Гала – которую на самом деле звали Галиной, но он придумал ей близкородственный псевдоним в честь любимого Дали – бродила по коридору: искала что-то в шкафу, на антресолях, прятала за дверь выбившийся рукав легкого пальто. Из всех его пассий она была самой любимой, и если бы не его закоренелая привязанность к холостяцкому образу жизни, он непременно бы женился на ней. Но нельзя же так просто отказаться от своих взглядов: свободная любовь, независимость, все дела.

Они познакомились семь лет назад, когда ему было около шестидесяти («Вот ведь была молодость! – пронеслось у Марка в голове. – До пенсии было пятнадцать лет, а теперь только половина осталась»): он тогда зачем-то взял дополнительные часы лекций по философии в медицинском университете, где рассказывал будущим врачам в том числе о пользе эвтаназии – базового человеческого права. «Не право на жизнь является важнейшим правом любого человека, но именно право на смерть – запомните это, дорогие мои». Марк вспоминал свое первое выступление и восхищался сам собой: как ловко он умеет все завернуть. Даже тезисы клятвы Гиппократа в его речи звучали как-то воодушевляющее: «Вы должны помогать всем: левым, центристам… даже правым надо помогать, пусть они будут хоть со свастикой на рукаве. Как говорила моя любимая Валерия Ильинична Новодворская, если бы настоящий диссидент увидел Горбачева тонущим в реке, он должен был бы его спасти. И только потом отдать под суд. Вот так и вам стоит поступать».

Своими речами он гипнотизировал публику. «Я считаю, что талант нисколько не оправдывает дурное или даже преступное поведение человека. Если убеждения какой-нибудь большой личности являются общественно вредными и наверняка сослужат человечеству дурную службу, надо сделать все, чтобы его имя было забыто. Вот, например, так надо поступить с Луи Фердинандом Селином, Хайдеггером и прочими приспешниками нацистов. Помните историю про Герострата, который сжег храм Артемиды, чтобы войти в историю? Отлично. Но наверняка вы не знаете, что на самом деле этого человека звали иначе – я не скажу как – и греки специально поменяли ему имя, в качестве предостережения всем остальным: если вы говно-человек, то смердеть вам в вечной пустоте, а не на Олимпе!» Кажется, в том числе и за речи его и отметила Гала – она стала ходить к нему на дополнительные занятия, хотя совсем в них не нуждалась: она была лучшей студенткой на своем курсе и после учебы попала в одну из ведущих московских глазных больниц.

Он сразу сказал ей, что не ищет жену, что в любовницах ограничивать себя не собирается, и, как ни странно, ее это устроило. Удивительно, но ему даже нравилось спорить с ней, чего он вообще делать не любил – хоть он и был феминистом, но в глубине души считал, что по-настоящему умных женщин в своей жизни почти не встречал – ну, может, кроме своей матери или каких-то университетских старых преподавательниц, на которых без скуки и глядеть было нельзя. Какая уж тут разница, умны они или глупы? Эта трагическая дихотомия любвеобильности и падкости на красоту, с одной стороны, и левых взглядов, с другой, – одна из многих противоречивых черт его характера, как он сам понял очень давно. Так, например, он терпеть не мог алкоголиков, кроме тех, с которыми пил, брезговал слишком ветреными женщинами и – самое страшное – не любил приезжих с юга с их грубым акцентом.

Гала отлично видела все его противоречия и любила тыкать Марка в них лицом: а вот видишь, а это что за нестыковка, а это и вот это? Она очаровательно смеялась, запрокидывая голову, после чего обыкновенно ласково целовала его в лоб, приговаривая: ну это ничего, в твоем возрасте, дорогой, это нормально – путаться в своих показаниях, убеждениях, носках…