Вместе во имя жизни - [9]

Но еще более жестоко человеческая душа страдала при виде следов войны, которые были еще совсем свежи — и на размокших полях, и в сердце человека.

Издали непрестанно доносился глухой гул, это был еще понятный всем язык фронта. Он проникал и через плотную завесу горных туч и через непрекращающийся шум дождя, долетал из-за гор и лесов, проходил сквозь стены, безжалостно проникал в мысли и мечты человека. Еще всего несколько дней назад никто не мог себе этого представить. Фронт жил только в воспоминаниях нескольких инвалидов, которые досадовали, что значимость их героизма день ото дня падает. Но в одну спокойную ночь загудели горы, и волна ужаса опустилась с вершин на спокойные горные деревни, широко разлилась по полям и погнала перед собой перепуганных птиц, зверей и людей, прежде всего людей, оставляя за собой только развалины и жалкие осколки жизни.

На первый взгляд казалось, что в городке почти нет разрушений, но при более подробном рассмотрении становилось ясно, что кое-где он парализован в самой своей основе. В городе разрушен уклад жизни. Взять, например, эту широкую улицу перед моими глазами: на ней не было видно ни одного человека. Она лежала немая, без единого звука, без какого-либо признака жизни, точно заколдованная. С деревьев прямо на блестящий асфальт и бетонные тротуары по сторонам падала богатая листва. Листья покрывали почти всю улицу, и никто их не сметал, потому что они никому не мешали. Сквозь кусты — живую изгородь садов — просвечивали серые стены и красные крыши усадеб и вилл. Но и они были пусты. Люди из них бежали. В некоторых виллах уже были выломаны окна и двери. На лестницах и в коридорах валялись обломки дорогой мебели, разбитой посуды, одежда, ковры. Кому-то трудно было унести тяжелую добычу сразу, вот, и отложили до следующего раза. Может, еще вернутся за остальными вещами. Да, по ночам и крал, и грабили. Случалось — солдаты, но большей частью — гражданские из местного населения. Война несет это с собой. Где разрешено безнаказанно убивать, там кража не грех.

Вот и сквер внизу, под моими окнами, выглядел не слишком-то привлекательно. Розетки последних осенних цветов догнивали на клумбах между скользкими, вымытыми дождем газонами. Многие декоративные кусты и деревца были выдернуты с корнем и раскиданы по дорожкам. Около скамеек валялись консервные банки, коробки, размокшие бумажки и тряпки. Теперь это никому не мешало, никому не бросалось в глаза. Это лишь дополняло картину опустошения, наглядно показывая, насколько преходящи все мирские красоты.

Да, это была война, которая проникла всюду и всюду показала изнанку жизни…

Ах, не знаю, как далеко я мог бы зайти в своих рассуждениях. Я с детства любил размышлять, но тогда случилось так, что мое внимание привлекло необычное явление.

Внизу по дорожке в направлении к фонтану неторопливо шла какая-то благородная дама, явно принадлежавшая к высшему обществу. Это мое суждение подтверждали ее изысканная шляпа, модная прическа, жакет, отделанный на рукавах дорогим мехом, и вся ее осанка. Она прошла легким, я бы даже сказал танцующим, шагом под моим окном, словно заметила меня и желала очаровать. Потом отошла немного влево, но быстро вернулась и встала к каменному фонтану так, чтобы я мог увидеть ее лицо, а может, и для того, чтобы лучше разглядеть меня. Впрочем, эта поза ей очень шла. Фонтан, безусловно, сохранил большую часть того очарования, которым тут недавно дышало все. День и ночь неустанно обращался он напевами своего журчащего потока ко всему окружающему, чтобы вызвать хотя бы воспоминания о минувших временах. Но сквер уже не был способен понять старые песни, так же как не был способен создать приличествующее окружение для той дамы, которая пришла сюда. Но когда дама подошла к фонтану и встала около него, то они, дама и фонтан, казалось, дополняли и украшали друг друга. Наверняка прежде так и бывало. Прекрасные дамы часто приходили к фонтану и стояли там, любуясь своим отражением в воде каменной чаши. Чистая родниковая вода могла вернее всего отразить их образ и в то же время показать тщеславный и преходящий характер их красоты. Наверное, и эта дама возвратилась сюда только для того, чтобы лишний раз убедиться в этом. А может, она отстала от своих; ее родственники в спешке забыли про нее и уехали, и теперь она, покинутая, бродит так в поисках выхода из своего отчаянного положения.

В любом случае это было необычное явление. Одинокую женщину редко встретишь и днем на оживленных улицах, а эта не побоялась отправиться на прогулку в такую рань, да еще, пожалуй, по самому пустынному кварталу. Она не побоялась остановиться напротив гостиницы, превращенной в казарму. Мне не хотелось верить, что она относится к числу тех женщин, которых гонит на улицу грешная страсть. Она не походила на такую. Но мне не давала покоя мысль, что она встала под моим окном не случайно и что, наверное, в самое ближайшее время будет иметь ко мне какое-то отношение, будет что-то значить для меня, поскольку, как казалось, она не собиралась покидать свою позицию еще долго, хотя и было очевидно, что она знает о моем присутствии здесь, за этим окном.