Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать - [65]

Мисс Сильвер произнесла тихо и мягко:

— Мы не допустим, чтобы это навредило вашему мужу, миссис Андервуд. А теперь постарайтесь взять себя в руки, вытрите глаза, ведь мне очень нужна ваша помощь. Скажите, как давно это было?

— Мы женаты вот уже шестнадцать лет.

— А то событие произошло шестью годами раньше, правильно? — Тут мисс Сильвер умолкла, точно что-то подсчитывала в уме, а миссис Андервуд тем временем сморкалась и вытирала глаза. — Так, получается, это произошло двадцать два года назад, — произнесла наконец мисс Сильвер. — Но вы были в Ледлингтоне всего лишь гостьей и пробыли там совсем недолго. Однако вероятность все же существует. Скажите, ваши кузины, случайно, не посещали церковь Святого Леонарда?

Миссис Андервуд удивленно распахнула глаза.

— Да, посещали. Именно эту церковь.

— И викарием там был преподобный Джеффри Дин?

— Да, он.

— Мы часто слышим всякие сплетни о семьях священников, прихожане очень интересуются их личной жизнью. У мистера Дина вроде бы была дочь, верно?

Миссис Андервуд закивала:

— О да. Лиззи и Мин часто ее обсуждали. Летом она вышла замуж за какого-то мистера Симпсона. Так, как же ее звали? Ах, ну да! Мод! Мод Миллисент. Казалось бы, какое красивое имя, думали мы, но она была девушкой с дурными наклонностями. Поговаривали, будто бы она переодевалась в костюм брата, шла в банк и снимала там деньги от его имени. Все это сходило за шутку, но шли разговоры, и Мин считала, что если бы не отец, Мод грозили бы большие неприятности. А Лиз говорила, что она настоящая актриса — вполне может обмануть и обвести вокруг пальца кого угодно, и никто сроду не догадается, что это ее рук дело.

Мисс Сильвер кашлянула и заметила:

— Думаю, что может.

Глава 41

Часа два спустя зашел инспектор Лэмб. У сержанта Эббота были для него новости, но он решил с ними подождать и сначала выслушать шефа.

Лэмб сдвинул шляпу на затылок, сунул большие пальцы рук в проймы жилета, уселся в одно из больших кресел Каролы Роланд и вытянул ноги.

— А известно ли тебе, Фрэнк, — начал он, — что человеческая натура… нет, не уверен, что найду подходящие для описания этого слова, не оскорбляющие слух человека с твоим образованием. Ну, самое мягкое, что приходит в голову, — это клетка с дикими обезьянами, к ней лучше не приближаться, потому как никогда не знаешь, что эти твари способны выкинуть в следующую секунду.

Фрэнк Эббот уселся на подлокотник другого кресла и замер в лениво-небрежной позе.

— Это вы о Мондерсли-Смите?

Лэмб кивнул.

— Чудак — это еще мягко сказано, — пробормотал он. — У него репутация крайне жесткого человека. И просто так от него ничего не добиться, если ты не крепкий орешек, а уж сам он — тот еще фрукт! Так вот, этот богач и крепкий орешек рыдал, как дитя, когда я сообщил ему о смерти девушки. Мне прямо даже плохо стало, глядя на него, честно тебе говорю. Только подумай, мне, а ведь я всегда считал себя достаточно крутым парнем.

Фрэнку Эбботу не удалось подавить улыбку — впрочем, он не слишком-то и старался. И сразу стал выглядеть моложе и задорнее.

Наградой за неуместное веселье стал хмурый укоризненный взгляд.

— Не соблюдаешь субординации, ты всегда таким был. Никакого уважения к старшим по званию. Да когда я сам был в твоем возрасте, то покрылся бы холодным потом, если бы мой старший инспектор так на меня посмотрел.

Фрэнк рассмеялся.

— Тут слишком жарко, чтобы прошиб холодный пот, сэр.

— Никакой дисциплины в силовом ведомстве, — заметил Лэмб. — Я рассказывал тебе о Мондерсли-Смите, и тут ты меня перебил.

— Он что-нибудь сказал, сэр?

Лэмб заерзал в кресле.

— Он сломался и рыдал, как… впрочем, это я уже тебе говорил, ну а потом выдал всю историю. О том, что они с женой живут каждый сам по себе вот уже лет пятнадцать, но о разводе он все это время не думал, поскольку не собирался жениться снова, хотя девушки буквально вешались ему на шею. А потом вдруг познакомился с Каролой Роланд, и она сразила его наповал. Он затеял процедуру развода, в июле получил постановление суда, вступающее в силу с определенного срока. Мондерсли-Смит собирался жениться на Кароле в январе, как только постановление вступит в эту самую силу. Поэтому она и поселилась в доме Вандерлёра и старалась жить тихо, как мышка, чтобы ни тени скандала не омрачило ее отношений с женихом, если бы тому вдруг вздумалось нагрянуть и устроить проверку. Эта девица свою выгоду понимала. Писала ему льстивые письма вроде того, что мы тут нашли. И держала женишка на расстоянии. И вот прошлым вечером он вдруг заявляет, что не может более этого вынести. Садится в машину и едет сюда — без звонка, без предупреждения, просто приезжает и все. Наверное, он страшно ее ревновал. Короче, он утверждает, что приехал сюда около восьми и пробыл недолго, всего полчаса, говорит, больше она ему не позволила. Карола дала ему выпить, сама тоже выпила бокал вина и угостила печеньем, так что здесь все сходится. А потом сказала ему несколько ласковых слов и выпроводила — под предлогом, что ей надо думать о своей репутации и что им глупо было бы рисковать перед разводом. Я спросил его, уж не поссорились ли они, и тут он снова разрыдался и сказал, что любила она его самого, а не деньги и что ни разу за все время знакомства между ними не прозвучало ни одного грубого слова. А потом сказал, что запомнил ее навсегда такой: как она улыбалась и посылала ему воздушные поцелуи на прощание, когда он шел к лифту. Должно быть, именно его видел Белл выходящим из дома в половине девятого.