Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать - [35]

— Ключ показался таким холодным… каким-то не таким, как всегда. Холодным и еще… страшно тяжелым, если вы понимаете, о чем это я. И на всем пути наверх, по этой лестнице — любой женщине, особенно пожилой, подниматься трудно, того гляди, сердце разорвется, но в лифт я бы не зашла ни за какие деньги, — так вот, на всем пути я думала: «Нет, тут что-то не так. Все это неспроста». И когда увидела, что дверь нараспашку, ну тут…

На самом деле миссис Смоллетт ничего такого не чувствовала, ну разве что по лестнице было подниматься трудно, впрочем, то было постоянным источником ее недовольства и жалоб. Она поднялась на площадку верхнего этажа, повернулась лицом к двери в квартиру номер восемь и увидела, что ключ ей не понадобится. Но даже и тогда ей в голову не пришло, что могло случиться что-то плохое. Она подумала, что мисс Роланд, должно быть, уже встала и открыла для нее дверь. Миссис Смоллетт сунула ключ в карман фартука и вошла. В прихожей было светло, но в этом тоже ничего необычного не было, поскольку прихожие в таких домах часто освещались через стеклянные фрамуги над дверьми. Если бы шторы в комнатах были задернуты, в прихожей было бы темно. Она прошла прямо на кухню. Раздвинула на окнах шторы затемнения, подняла жалюзи и поставила чайник на плиту. А потом отворила дверь в гостиную.

И в приглушенном свете люстры-шара с орнаментом, свисавшей с потолка, увидела Каролу Роланд — та лежала лицом вниз на бледно-голубом ковре. Все еще в своем красивом белом платье. Лица не было видно, но с первого взгляда стало ясно: живые люди так не лежат. В этом версия миссис Смоллетт вполне совпадала с фактами. Она ни на секунду не усомнилась, что мисс Роланд мертва. На ковре рядом с головой вырисовывалось ужасное темное пятно, блестящие платиновые волосы тоже были запачканы. Цвет пятна был красновато-коричневый.

Миссис Смоллетт, прижав руку к сердцу, попятилась к двери, затем выбежала на площадку и с несвойственной ей прытью понеслась по лестнице вниз, к Беллу.

Старина Джимми Белл умудрился сохранить полное присутствие духа. Велел миссис Смоллетт оставаться здесь, а сам вошел в лифт и поднялся на верхний этаж. Действительно, двери квартиры номер восемь были распахнуты настежь, не только входная, но и внутренние. Трогать их не было никакой необходимости, он и не стал. Да, произошло убийство, это несомненно. И жертвой стала малышка Кэрри Джексон, которую он помнил еще школьницей с косичками, — малышка Кэрри, дочь старого мистера Джексона, которой тот так гордился, — гордился до тех пор, пока та не разбила ему сердце. Избалованная была девчонка… иначе не скажешь. Мало ее драли в детстве, вот и избаловалась. И не то чтобы Белл одобрял телесные наказания, нет. Просто он знал: дети должны знать свое место. За некоторыми только глаз да глаз. А Кэрри вышла из-под контроля. Морщинистые его щеки утратили розоватый яблочный румянец — он стоял и смотрел на нее сверху вниз. Он участвовал в последней войне, и ему довелось повидать немало мертвецов, но потом как-то отвыкаешь от подобного зрелища, к тому же молоденькая девушка — это совсем другое. Это убийство, и девушку убили в одной из его квартир.

Белл подошел к телефону и позвонил в полицию. А потом, в ожидании, когда они приедут, вдруг заметил поднос с напитками и бокалами. Поднос стоял на низеньком стульчике между двумя креслами, придвинутыми к электрокамину. Камин был включен. Он потянулся было выключить, но вовремя спохватился. Ну, разумеется, здесь ничего нельзя трогать до тех пор, пока не прибудет полиция.

Поднос был красный, лакированный с золотым узором по краям, а бокалы очень изящные, из тонкого стекла с золотыми ободками. Посредине стояли: бутылка виски, сифон с содовой, хрустальный графин с остатками красного вина и тарелка со сладким печеньем. Оба бокала использовали: из одного пили виски, из второго, того, что поменьше, — вино. Белл отчетливо ощущал запах виски в комнате.

Поднос был первым, что он заметил. Но незадолго до приезда полиции Беллу бросилась в глаза еще одна вещь. Камин… вернее, каминная полка — было здесь нечто странное. Что же?… Трудно сказать, но явно что-то не так. Взять хотя бы фотографию — большой снимок майора Армитейджа и в углу его имя. Вот что странно. Нет, дело не в снимке, в чем-то другом. И тут вдруг до него дошло. Дело в безвкусной статуэтке девушки-танцовщицы, выплясывающей в чем мать родила, — если вдуматься, вещице совсем неприличной. Да, точно — статуэтка исчезла с каминной полки.

А потом он ее увидел — она валялась на кушетке. Подошел, присмотрелся, потому что странности на этом не заканчивались. Танцовщица лежала так, будто выпала из чьей-то руки. И вытянутый носок серебряной ступни был острым и ярким — острым, почти как кинжал, ярким, как сталь. Вся фигурка отливала серебром и блестела, была чистой и яркой, но в том месте, где она упала на кушетку, по голубовато-серой обивке расплывалось темное пятно — того же цвета, что и пятно на голубом ковре.

Топот ног, звук голосов на лестничной площадке — это прибыла полиция. Белл отвернулся от кушетки и двинулся им навстречу.