Влюбленный дьявол - [22]
— Я думаю, что это желание так естественно для всех молодых людей, — с сочувствием сказала Лариса.
— Старый граф и слышать ничего не хотел. Он поставил сына в безвыходное положение, но с точки зрения увеличения состояния женитьба была очень выгодным делом.
Няня заметила вопросительное выражение в глазах девушки и сказала:
— Приданое невесты составило семь тысяч акров земли и целую улицу зданий в Париже.
— Так вот что прельстило графа!
— Его стремление умножить состояние не знает границ. Но рано или поздно Вальмон будет принадлежать Жан-Пьеру!
— Да, вы что-то рассказывали о ссоре?
— Так вот: жена мосье Рауля умерла от родов. Чуть ли не на следующий день, после того как мы сняли траур, старый граф опять затеял женить мосье Рауля.
— Ему хотелось новых земель?
— Хотелось новых детей! Ну как вы не понимаете, мадемуазель? У графа единственный сын. После рождения Рауля доктора сказали, что графиня не сможет больше никого родить.
— Поэтому он хочет иметь много внуков!
— Да, много. Чтобы быть уверенным, что наследство перейдет в руки родных людей. А мосье Рауль отказался. Они крепко сцепились. В конце концов старый граф пригрозил сыну, что тот не получит более ни франка, если не поступит, как ему велят.
— И как же он поступил?
— Он бросил отца и уехал в Париж.
Лариса пребывала в молчании. Она не понимала, как граф Рауль может устраивать свои фантастические приемы, о которых рассказывала мадам Мадлен, не имея денег. На что он вообще живет, коль скоро отец не дает ему средств? У нее возникла кое-какая догадка, но Лариса не стала расспрашивать няню, потому что та наверняка не знала ответа на возникший вопрос.
Разговор с мадам Савини подтвердил желание графа иметь много внуков. Последняя, так же как и няня, с удовольствием беседовала с Ларисой, тем более что мадам Савини годами была лишена возможности говорить. Ларисе иногда казалось, что мадам Савини в беседах с ней забывает о значительном различии в их возрасте, рассказывая без утайки решительно обо всем, включая сугубо семейные проблемы. По-английски сдержанной Ларисе все это было непривычно. Впрочем, мадам Савини сама объяснила свою разговорчивость:
— Я была так одинока последние годы, со слугами ведь не поговоришь, а соседи давно уже не приглашают в гости.
— Но почему вы живете так уединенно? Я слышала, что во Франции родственники обычно живут под одной крышей.
— Это так. При жизни отца дом всегда был полон народа. Здесь жили и бабушка, и кузены с кузинами, и три пожилых тети, и священник, и гувернер брата, и также множество друзей и знакомых, подолгу останавливавшихся у нас.
— Так отчего же у графа все не так?
— Ему жалко денег. Он не устает повторять, что не в состоянии позволить себе гостеприимство. Несколько лет назад здесь еще жили кузены с кузинами, но им было так плохо, что они наскребли денег и в складчину купили небольшой домик в Пиренеях. Кузен Франсуа, говорили они незадолго до отъезда, попрекает нас каждой крошкой. Мы не можем более жить с ним!
— Неужели граф настолько скуп? — спросила Лариса, вспомнив бесчисленных слуг, огромную армию садовников, батраков, лесничих.
— По крайней мере, в некоторых вопросах. Однажды я попросила у него несколько франков на новое платье, так он ответил, что если мне оно действительно нужно, то следует продать одно из моих колец!
Лариса понимала, что такая атмосфера в замке не могла не сказываться на Жан-Пьере. Если мальчик чего-нибудь хотел, все бросались выполнять его желание. Великолепие в имении поддерживалось не ради удовольствия старого графа, а потому что наследство следовало хранить в должном порядке.
Лариса долго не решалась задать няне очень интересовавший ее вопрос и наконец набралась смелости:
— Скажите, а граф Рауль когда-нибудь приезжает домой?
— Иногда. Обычно это радостный для меня день: я снова вижу моего мальчика. Он не приезжал вот уже два года, но кто его может упрекнуть? Старый граф дал ясно понять, что он здесь не ко двору.
— Но когда-нибудь он примет все это в наследство. Ведь прежде, чем перейти к Жан-Пьеру, имение будет принадлежать ему?
— Конечно, но старый граф постоянно твердит, что у него нет сына. Он старается вычеркнуть мосье Рауля из памяти.
Ларисе показалось весьма печальным то, что люди в таком великолепном замке не могут быть счастливы. Она стала думать, как бы потактичнее сказать правду о Жан-Пьере. Ей казалось, что граф будет сражен наповал, когда, наконец, осознает неспособность своего единственного внука занять его место и стать главой семейства.
«Нужно попытаться! Может быть, удастся подобрать ключик к Жан-Пьеру: тогда еще не все потеряно!»
Пока она предавалась размышлениям, ребенок, петляя между деревьями, успел отбежать на приличное расстояние. Подобрав юбки, Лариса пустилась бежать по мшистой тропинке:
— Жан-Пьер! Подожди меня!
Мальчик оглянулся назад, увидел бегущую гувернантку и озорно улыбнулся:
— Ловите меня, мадемуазель! Ловите! — И припустил с такой скоростью, что, казалось, вот-вот скроется из виду. Единственное, что ей оставалось делать, — бежать быстрее и попытаться догнать его. Постепенно разрыв между ними стал сокращаться, она уже почти догнала его, когда оба выбежали к покрытой травой дороге для конных прогулок. Мальчик все еще не расстался с намерением избежать поимки и бросился вперед, не заметив несущегося наперерез всадника. Внезапно выбежавший на дорогу ребенок испугал животное: огромный вороной жеребец встал на дыбы. Наездник натянул поводья так, что конь почти сел на круп. С нечеловеческим проворством Лариса метнулась вперед, схватила Жан-Пьера и оттащила назад за долю мгновения перед тем, как стальные подковы тяжело ударили в то место, где только что был ребенок.
