Влюбленная Джейн - [16]

Вынув из кармана обрывок рукописи «Первых впечатлений», она перевернула его и увидела слова, написанные миссис Синклер. Всего одна строчка. Джейн нахмурилась, подумав: «Мало того, что старуха – мошенница, так у нее еще и почерк ужасный». Джейн не впервые приходилось разбирать каракули. К примеру, веселое нетерпеливое перо брата Генри выводило буквы, весьма напоминающие пьяных муравьев, которые разлеглись на странице. А брат Фрэнк, когда благодарил Джейн за новую рубашку, выплеснул на страницу половину Атлантического океана – видимо, затем, чтобы сестрица получила лучшее представление о морской жизни. Однако сравнивать их почерки с почерком миссис Синклер было бы то же самое, что равнять мелкую кражу с государственной изменой. Джейн потребовалось несколько минут только для того, чтобы понять, где верх, а где низ, причем сложность заключалась отнюдь не в каллиграфических изысках. Знаки, начертанные миссис Синклер, не грешили витиеватостью старогерманских письмен. Не было здесь ни причудливых изломов, ни длинных хвостов и закорючек. Строчная «s» не походила на «t», как, например, в старинных изданиях Шекспира. Все это вообще мало напоминало буквы. По клочку бумаги просто рассыпались черные кляксы, сердито перечеркнутые кривыми толстыми палками. Даже если бы писавшая просто разбрызгала содержимое чернильницы по бумаге, вышло бы, пожалуй, аккуратнее.

Джейн подняла лист, как делала матушка, когда ей не хватало света или у нее уставали глаза. Вгляделась в начало безумно пляшущей строки. Первая буква – «T». Ну а дальше? «A»? Да. Take», – вслух прочитала Джейн первое слово. Следующее было проще. Оно состояло всего из двух букв, достаточно отличных друг от друга: «m» и «e». Получилось «me», «take me».

Джейн продолжила. Разобрав «to» и «my», она натолкнулась на какой-то клубок, где даже количество букв было неясно, не говоря уж о том, какие они. Самой легкой казалась та, что стояла посередине. Маленькая и закругленная сверху: «r», «q», «o», «p» или «n»? Допустим, «n».

«One», – произнесла Джейн и улыбнулась, почувствовав себя бравым рыцарем, который борется с драконом. Каждая разгаданная буква – отрубленная голова чудища. Следующее слово начиналось и заканчивалось так же, как первое. Это было «true».

Ну а последнее оказалось легким. Джейн вслух прочитала все предложение: «Take me to my one true love»[5]. Она с улыбкой откинулась на спинку стула, довольная тем, что разгадала этот шифр, но в следующую секунду пренебрежительно поморщилась: сами слова показались ей приторными. Тем временем в домике стало темно, пошел снег. Джейн ахнула: снежные хлопья падали прямо с потолка. Потом стены со свистом исчезли, раздался треск, похожий на раскат грома. Джейн рассеялась на частицы, и ветер унес ее прочь.

Часть вторая

Глава 9

София Уэнтворт стояла за кулисами общественного центра города Бата и дышала в бумажный пакет. Оглядев свой наряд, стилизованный под эпоху регентства[6], она поморщилась: талия под грудью, коричневые и голубые ленты делают фигуру похожей на увядающий цветок, из головы торчит страусиное перо чуть не до потолка… В этом костюме София сама себе напомнила злобного павлина – взъерошенную птицу, которая прячется в парке за кустами и нападает оттуда на туристов, безмятежно завтракающих на травке (таких животных обыкновенно отлавливают и усыпляют).

София снова поднесла к лицу бумажный пакет – на этот раз, чтобы вдохнуть. Помощник режиссера вбежал за кулисы и открыл дверь на сцену.

– Миз[7] Уэнтворт, вы готовы? Репетиция начинается! – выкрикнул он с нотками паники в голосе.

София отошла за драпировку. Конечно, кинозвезде не пристало прятаться за какими-то тряпками, но в данный момент эта тактика казалась наилучшей. Помощник режиссера перестал смотреть и вернулся в зал.

София опять всосала воздух из пакета и выдохнула его обратно, мысленно ругая врача, который сказал ей успокоительным тоном: «Как только почувствуете признаки панической атаки, воспользуйтесь этим приемом. Должно помочь». Сейчас, к сожалению, не помогало. От глотка абсента с какими-нибудь транквилизаторами толку было бы больше.

Достав из кармана исторического костюма телефон, София набрала номер Макса Милсона и, как только он взял трубку, заявила:

– Макс, боюсь, я не могу сниматься в этом фильме.

– Почему? Что случилось? – спросил агент.

– Мне нехорошо. Я беременна, – сказала София и тут же представила себе, как, наверное, вытянулась физиономия Макса.

– Поздравляю, – пробормотал он. – Когда ожидается радостное событие?

Об этом София не подумала.

– Где-то седьмого мая, – ответила она неуверенно.

– Но это же… через одиннадцать месяцев.

Черт! У нее всегда было плохо с устным счетом.

– София, что происходит? – спросил Макс усталым отеческим тоном, который выработался у него за двенадцать лет их совместной работы.

Она поглядела на свой костюм.

– Мое платье. Оно ужасное.

– Чем именно оно тебе так не нравится?

– Оно не льстит моей фигуре.

Макс попытался ее урезонить:

– Фильм исторический. Такое тогда носили. Ничего не поделаешь. Или ты хотела сниматься в бикини?

– Нет, просто я не ожидала, что прошлое такое… смешное.