– Все, что я могу тебе сказать: у меня есть веские причины так поступить.
Внезапно она нашла другое объяснение поведению Джока.
– Значит, Маккензи все-таки права? Это всего лишь игра, которую вы между собой затеяли?
Он медлил.
– До нынешнего момента я считал это игрой.
– Да уж, невинная такая игра! Между прочим, если ты не заметил, речь идет о моей жизни!
– Послушай меня, Рыжик. Маккензи презирает меня. И дело тут не только в том, что мы с Аной – незаконнорожденные дети ее отца. Она намерена взять надо мной верх, и ей все равно, через кого ей придется переступить. Ей важна только победа.
– Однако ты можешь положить этому конец! В твоей власти закончить вражду, – с отчаянием прошептала Розалин. – Нужно всего лишь отдать Маккензи усадьбу. Или вам обоим так важна победа?
– Я скажу тебе, то же самое, что и Маккензи: попроси меня о чем угодно, я все сделаю, только не проси отдать усадьбу. – Джок посмотрел Розалин в глаза и поджал губы. – Еще раз повторяю: я не могу объяснить, почему это так.
Розалин хотелось заснуть и больше не просыпаться. Ее сердце было разбито.
Жаль, я не могу легко смириться с потерей ранчо и продолжать жить дальше. На протяжении многих лет я была единственным защитником Лонгхорна. Ранчо являлось ниточкой, связывавшей меня с моими родителями.
Подбородок Розалин дрожал, она молчала.
Джок поднялся на ноги.
– Я приеду завтра, и мы поговорим подольше.
– Не приезжай, – прошептала она. – Говорить больше не о чем.
Он помедлил, потом опустил голову и вышел из палаты, не произнеся больше ни слова.
Как только Джок удалился, Розалин откинулась на подушки и закрыла глаза. Она всеми силами старалась сдержать слезы. Происходит что-то ужасное! В чем заключается проблема, я не знаю. Интуиция подсказывает мне, что дело не только в моем ранчо и усадьбе Холлистер. Однако истинная причина происходящего навсегда останется для меня тайной. Джок не слишком мне доверяет, раз отказался обо всем рассказать. Вряд ли нам теперь вообще удастся поговорить. Скорей всего, он не вернется.
Розалин коснулась рукой своего живота.
А что было бы, если бы у меня случился выкидыш и если бы ранчо по-прежнему принадлежало мне? Стал бы Джок настаивать на браке?
Сейчас я не могу делать никаких выводов, не зная, почему он хранит информацию в строжайшем секрете. Даже если он все-таки вернется, разве мы будем счастливы в браке, если у каждого останется какая-то тайна?
Дверь в палату с шумом распахнулась, и на какое-то мгновение Розалин показалось: вернулся Джок и сейчас он скажет, что совершил ужасную ошибку и сделает все для спасения Лонгхорна, но в палату вошла медсестра. Она с улыбкой протянула Розалин градусник.
Было уже далеко за полночь, когда Джок подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. На том конце провода ответили не сразу.
– Это Арно, – проговорил Джок. – У нас проблемы.
– Ты хотя бы знаешь, который сейчас час? – спросил сонный женский голос.
– Я знаю, что сейчас поздно. – Он сжал кулак. – Мне нужна твоя помощь, Мередит.
Наступило продолжительное молчание.
– Я думала, что уже достаточно тебе помогла. Джок пропустил это мимо ушей.
– Маккензи решила отобрать у Розалин ранчо. Она собирается стереть его с лица земли, если я не отдам ей усадьбу. Ты должна остановить ее.
– О боже! Я поговорю с ней, но не думаю, что это поможет.
Джок пытался сохранять спокойствие. Раньше он всегда славился невероятным самообладанием, однако сейчас решалась его судьба, и выдержки ему не хватало.
– Ты можешь не только поговорить с ней, – настаивал Джок.
Наступило молчание, потом Мередит произнесла:
– Мы уже не раз обсуждали с тобой эту тему. Ты дал мне обещание, и я надеюсь, ты сдержишь слово.
Он закрыл глаза.
– Ты сомневаешься во мне?
– Когда тебе исполнился двадцать один год, ты пообещал Ане измениться. Насколько я знаю, тогда ты сдержал слово. Я полагаю, ты не собираешься приняться за старое?
– Нет.
В голосе Мередит послышалось облегчение.
– Я сделаю все от меня зависящее, но в некоторых вопросах – Маккензи так же упряма, как и ты.
– Я не могу потерять Розалин, Мередит! – прошептал Джок.
– Ты любишь ее? – потрясенно спросила она. – Ты влюбился?
– Я люблю ее больше жизни. А это ранчо все, что у нее осталось. – Ему было тяжело говорить. – Ранчо для нее даже важнее меня.
– Хорошо, я сделаю все возможное.