Вложения Второго Порядка - [11]
Стоит, как Маугли, - в состоянии, которому нет названия. Стоит, задрав голову вверх, высматривая что-то, чему не придуман образ и не подобранна рифма. Стоит-олицетворяет, цветёт и пахнет, да вдруг - ой! - как взметнёт свою ручонку, другой срам прикрывая, к небу, да затрясёт кулачком, да завопит истошно так: "А ну - прекрати немедленно! Я - не такой!"
А в ответ ему на лазурном полотнище неба вдруг вспыхнули огненные буквы: "Мне-то лучше знать".
И тогда обиженный Зотов проорал, будто не в себе был: "И слова подбираешь ты рыхлые, и стиль твой неряшлив, и сам ты дурак!"
А в ответ - огнём по небу - спокойно так загорелось: "Никому не дано писать так, чтоб всякая его фраза была вменена в качестве цитаты. Конец цитаты".
Зотов очнулся, отвёл глаза от лампочки standby и включил телевизор.
Концептуально остановился на местном канале: на провинциальных телекомпаниях денег крутится меньше, а значит меньше в их продуктах консервантов, ароматизаторов, красителей и прочих вредоносных медиадобавок. Понатуральней как-то. Пусть серенько и пресно, зато не траванёшься.
Выбрал, - и концепт не подвёл.
Передавали чёрно-белую запись драматического спектакля: по сцене, которую незатейливо украшал сухостой, стилизованный искусственными бумажными цветами под цветущую вишню, бродили три мужика в пыльных сюртуках начала века.
Мужики вели неспешный диалог, - ту обычную российскую беседу, что можно слушать с любого места, прокручивать с конца и прерывать на середине:
-- ...и всё скользко как, когда мысль лишь о голой пользе. Тотальный "Вишнёвый сад", какой-то, Митя.
-- Да не вишнёвый был тот сад, Поликарп Егорыч, а вишневый. Плодоносил он. И плодоносит! А значит, варенье, варенье варить нужно. В сезон варить. И с банкой варенья на перевес уйти, к чёртовой матери, из Истории в Биографию! Уйти, как учил один могучий старик. Не услышали. Всё веруем, что главные мы здесь... Интеллигенция! Тьфу1 Прожектёры... Нет, не главные мы здесь, - последние!
-- Что ж вы так жутко интеллигенцию-то не любите?
-- А есть, за что любить? Жалкие рабы своей вялости, трусости и вековой лени. Боимся жизни и надеемся, что без пота и крови снизойдёт на нас благодать, лишь за смирение наше, чрезмерное умствование и боголюбие.
-- Ну, вот и явились апостолы практической пользы...
-- И со звероподобным усердием принялись за дела божьи.
-- Считаете меня неправым?
-- Кто мы, чтобы судить?
-- Так к чему спорите?
-- А мы и не спорим. Это вы, батенька, сами с собой спорите. Хотите через нас, себя в чём-то убедить... Шли мимо, шли. Мы рядом стояли. Заискрило... На всё воля божья.
-- Не верю я.
-- В бога?
-- Богу.
-- И на то Божья воля.
Ну, всё ясно: двое, которые постарше (отцы), вяло оппонируют тому, что помоложе (детёнышу). Лишние люди...
И эти, до мурашек на зубах вечно лишние, продолжали выдавать реплики на гора с мужеством шахтёров, оставленных в забое по решению парткома ещё на одну смену:
-- Из пустого всё, да в порожнее... А ведь и нет иного пути, Митенька, как уповать на постепенное смягчение нравов людских... Лишь через богоискательство, лишь через возвышения духа человеческого... Только таким образом и возможно установление мира социального... На то и уповаем! Тем и промышляем... И в том видим своё подвижническое предназначение... А что не хочешь принять этого, так то - по горячности своей молодой, да максимализму, так свойственному неокрепшим в вере юным душам...
-- И сколь же ждать? А, господа? Век? Три века? До Страшного Суда? А жизнь-то, господа, у каждого одна! Разве ж можно себя всю жизнь разговорами одними тешить... когда всё вокруг требует энергичности, практического риска, и хватки! Да, да, господа, - хватки! Ждать нового человека глупо, когда всяк может сам стать сим новым человеком. Упустим шанс, и посмеётся над нами...
Тут на сцену из-за кулис бочком вышло ещё одно... действующее лицо - крепкий высокий мужичонка в малиновой народной рубахе, кушаком подвязанной, да полосатых штанах, по-простецки заправленных в начищенные до пошлого генеральского блеска сапоги. И окладистая бородка. И шапокляк на голове...
В его зажатых движениях было что-то такое, что показалось Зотову знакомым. И в интонациях голоса (вспоминай теперь!) тоже:
-- Я, господа, премного извиняюсь... я поблизости живу... Егор Кузьмич Клюквин - я... Может слыхивали? - Клюквин и братья... мясобойня на паях и... по торговой части... Я тут... как сказать... э-э-это самое... милостиво повелеть соизволил... Как же это... В общем, по всему выходит, я тапереча ваш, с позволения сказать, сосед... Прикупил, знаете ли, по случаю у вдовы статского советника Полушкина дом... Точнее... не буду лукавствовать, - за долги он мне отошёл...по закладной... с садом, знаете ли, и с лугом, и с лесом... до реки... Так, что уж...А что зашёл, так это... отсыпьте по-соседски соли четверть фунтика... с отдачей... знаете ли, с этим переездом...
-- Вот, господа, смотрите! Живой пример моим словам. Пока мы тут заходимся в разговорах о судьбах отечества, народец дело делает. И пока люди нашего круга будут рассуждать о своём предназначенье, и плутать в трёх соснах нравственного поиска, этот народец всё скупит на корню - сады, леса, поля, горы, долы и даже эти самые три пресловутые сосны! И под себя выстроит жизнь общества, - такую жизнь, где не будет места не вам, не мне, не, к сожаленью, мадам Полушкиной. Задумайтесь, господа! Опомнитесь!
Вся эта удивительная и головоломная история началась с восьмой рюмки русской водки, выпитой одним из трех друзей, реальных таких пацанов, в ресторане «Сорвейн». Сгоряча покинув «порт приписки», парни неожиданно оказались там, где абсурд происходящего достиг последнего предела. Они попали туда, где бытие и небытие, былое и грядущее, истина и абсурд, святое и греховное, «я» и «он», молчание и слово — любые оппозиции вовсе не противопоставлены друг другу. И выпала друзьям Великая Миссия Спасения Абсолюта, а значит, избавления человечества от неисчислимых мук, бедствий и страданий, которыми люди во все времена расплачивались за свое бытие.
Повесть, которую найдёшь ты, мой читатель, под этой невзрачной обложкой — быть может сбивчивый и не совсем умелый, зато на удивление правдивый рассказ о том, что произошло на самом деле, хотя, в действительности, возможно, и не случилось, в те самые-самые, ныне легендарные, времена, когда Последняя Битва За Сознание Масс была уже так близка и неотвратима, что грядущий её пепел холодил своим чёрным шелестом всякое умное сердце, а угасающие надежды людей, считающих себя вменяемыми, были связаны с семёркой отважных бойцов под водительством героя, имя которому Пелевин.Всем тем, кто, как и я, так ничего и не понял, посвящается.Все совпадения имён вымышленных героев с именами реальными персонажей до такой степени преднамеренны, что не могут ни быть случайными.Автор не считает себя обязанным нести ответственность за выбор читателя, поскольку такой выбор реален лишь до момента его осуществления.Использование при наборе текста всех известных букв русского алфавита произведено концептуально.
В лесной сторожке молодой человек дважды увидел один и тот же сон о событиях времен войны, которые на самом деле происходили тогда на этом месте. Тогда он выдвинул гипотезу: природа записывает и хранит все события. В местах пересечения временных потоков наблюдатель может увидеть события из другого временного потока. Если найти механизм воспроизведения, станет действовать закон обратимости.
Сигом прилетел исследовать планету, очень похожую на Землю. Здесь есть море и берег, солнце и небо. Надо было работать, действовать, но сигом только сидел на берегу, смотрел на море и размышлял. Такое с ним случилось впервые.
Несколько лет назад Владимир Левицкий сильно пострадал при пожаре. Он получил ожоги и переломы, а кроме того, ему раздробило рёбра, и врачам пришлось удалить у него правое лёгкое и часть левого. Теперь же он — неоднократный чемпион Европы по лёгкой атлетике и представляет СССР на международных соревнованиях. Возможно ли это?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
Об озере Желтых Чудовищ ходят разные страшные легенды — будто духи, или какие-то чудища, стерегут озеро от посторонних и убивают всякого, кто посмеет к нему приблизиться. Но группа исследователей из университета не испугалась и решила раскрыть древнюю тайну. А проводник Курсандык взялся провести их к озеру.