Влиятельные семьи Англии - [38]

Графиня поселилась в доме возле Гайд-Парк-Гарденз, в районе Лондона, который облюбовала для себя Родня. Рейчел стала посещать Западнолондонскую реформированную синагогу, но, вероятно, сочла ее слишком современной, и в 1884 году она и двое ее сыновей, Элим и Сергей, перешли в сефардскую синагогу на улице Бевис-Макс. В 1863 году ее дочь Изабелла вышла за Горацио Лукаса, художника и друга Кристины и Данте Габриэля Россетти, и овдовела десять лет спустя. Она увлекалась верховой ездой и до самой старости любила проскакать на лошади по Роттен-Роу. По-видимому, французская культура была ей ближе, чем английская, и она так и не отвыкла называть богослужение в синагоге французским словом le messe. Оба ее брата Сергей и Болеслав умерли в неизвестности. Второму посвящена книга Г.К. Честертона, где автор предполагает, что он отказался от веры матери ради веры отца.

В Элиме, старшем, было что-то от колорита, энергии и сумасбродности отца, но ничего от его доходов. Он учился в Лондоне в Университетском колледже и после учебы хотел поступить в Корпус королевских инженеров, а потом (по крайней мере, так гласит семейное предание) отправился сражаться к Гарибальди, но из-за слабого зрения ему пришлось обратиться к менее героическим занятиям, и в конце концов он стал инженером-строителем и надзирал за крупными общественными проектами на Балканах и в Леванте.

Элим вернулся в Англию в 1880-х и посвятил себя жизни сельского джентльмена. Он посылал статьи на деревенские и спортивные темы в разные журналы, например в Country Gentleman, Horse and Hounds и Vanity Fair. Он часто писал о еде, старался поднять уровень английской кулинарии и продвигал эту кампанию в своем собственном доме. Обед у д’Авигдора мог немало потрепать нервы: жена и шестеро детей напряженно и неподвижно сидели в ожидании, не вызовет ли какое-то блюдо неудовольствие хозяина дома. Если это случалось, он выбегал из столовой в приступе ярости и порой не возвращался целыми неделями.

Он написал несколько романов под псевдонимом Скиталец, которые привлекли благосклонное внимание публики и значительное число читателей. Все это были истории из сельской жизни о величественных особняках и широких полях, о баронетах и сквайрах и веселом деревенском люде, мучительно пошло-сентиментальные, однако кое в чем раскрывающие жизнь в Англии и характер самого автора. Пожалуй, самой успешной из его книг была «Прекрасная Диана». Ее герой по имени сэр Генри Банском, с его страстью к охоте, придирчивыми вкусами и постоянными долгами, буквально был списан д’Авигдора.

Элим также составил проспект для Новозеландской Мидлендской железной дороги, который в своем роде тоже относился к художественному вымыслу. «Акционеры компании могут поблагодарить судьбу за свою исключительную удачу», – писал он. Возможно, ему нравилась ирония, заключенная в этой фразе, потому что он сам владел значительным числом акций и ничего не мог с ними поделать. Памфлет по сути своей был образчиком бесстыдного впаривания. Железная дорога разорилась в 1895 году, выплатила 25 процентов по долгам и ничего по обычным акциям.

Он пробовал себя и в других предприятиях, которые оказались не более успешными. Его политические взгляды соответствовали образу жизни, и, в отличие от большинства Родни, он был тори. Элим приобрел активную радикальную газету Examiner, чтобы продвигать политику тори, но, как только прибрал ее к рукам, она почти тут же вылетела в трубу.

Под конец жизни он вступил в Ховевей Цион, группу первопроходцев-сионистов в основном из России, которые планировали основать еврейские сельскохозяйственные поселения в Палестине. Он стал главой английской ветви движения и составил ее устав. Это было одно из немногих предприятий из тех, к каким он приложил руку, которые не окончились полным провалом.

Удивительно, что сионистские идеи, едва только затронувшие еврейские массы, понравилась этому неуравновешенному сельскому помещику. Незадолго до того по еврейским общинам в России прокатились погромы, и Родня поспешила к ним на помощь с деньгами и сочувствием, но она и не помышляла ни о каких принципиальных улучшениях. Из всех родственников Элим один увидел необходимость радикальных перемен и обосновывал необходимость создания еврейского государства в таких выражениях, которые предвосхитили «Еврейское государство» Герцля. Его дочь Сильви (она вышла замуж за христианина) перевела «Еврейское государство» на английский и написала множество песен, пользовавшихся популярностью на собраниях сионистов.

Как ни парадоксально, сионизм Элима мог быть побочным продуктом его торизма. Как добрый тори, он был добрым богобоязненным гражданином, то есть прилежно посещал синагогу, а в последние десять лет своей жизни был активным старшиной на Бевис-Маркс. Возможно, в сионизме он видел логическое воплощение молитв – занимающих центральное место в еврейском богослужении – о возвращении на Сион. Будучи инженером-строителем, он участвовал в прокладке железных дорог в разных областях Османской империи и таким образом познакомился с Палестиной. Он верил, что переселение туда евреев – это прямой способ вернуть жизнь в угасающую провинцию. Палестина нуждалась в евреях, как евреи нуждались в Палестине.