Влиятельные семьи Англии - [150]

В 1914 году Сэмюэл стал председателем Совета по местному самоуправлению, что дало ему контроль над здравоохранением и жильем. Это был один из самых утомительных и наименее блестящих постов во всем кабинете, он требовал разбираться в многочисленных административных подробностях касательно полномочий местного самоуправления, состояния канализации и дренажной системы, но у Сэмюэла был истинный талант вникать в такие детали, и он даже с удовольствием принял этот вызов. В нем проницательность и педантичность сочетались с живым воображением. Он критически смотрел на серость, доставшуюся в наследство Британии, на «длинные, неприглядные улицы наших городов, лишенные зелени; наши города, плохо спланированные, тесно скученные, переполненные дома, трущобы… Мы слишком много заботились о правах на собственность и слишком мало о правах на жизнь».

В 1915 году Сэмюэла ждал серьезный карьерный провал. Асквит чувствовал, что вызов, брошенный войной стране, требует напряжения всех сил и ресурсов и, следовательно, создания правительства национального единства. Тогда он привлек в администрацию тори, и некоторому числу либеральных министров кабинета пришлось уйти в отставку. Одним из них был Сэмюэл.

Хотя Асквит был высокого мнения об уме Сэмюэла, он не считал его одним из своих самых ценных коллег. Ради развлечения он составил список, в котором среди первых пяти-шести человек были Крю, Ллойд Джордж, Черчилль и Китченер, а Сэмюэл оказался одной из разменных фигур в самом низу. Однако состоялся обычный вежливый обмен письмами, и Асквит заявил, что это решение далось ему с большим трудом. «Никто не знает, как я страдал».

Он попросил Сэмюэла вернуться на пост министра почты. Таким образом, он оставался членом правительства, но не входил в кабинет – «лишь временно», как заверил его Асквит, но в действительности надолго. Сэмюэл вернулся к себе в министерский кабинет в Сити, вдали от Уайтхолла, вдали от властного центра, на сравнительно незначительный пост и признался Асквиту, что после шести лет в кабинете, когда он участвовал в формировании государственной политики, отстранение оказалось для него болезненным.

Он пытался как можно больше занимать себя, но не находил достаточного применения своей энергии и воображению. Шесть месяцев он хандрил и раздражался. 8 ноября он написал Асквиту, что освободилось место финансового секретаря военного министерства, нельзя ли ему занять его? Отказ. Через пять дней Уинстон Черчилль ушел с поста канцлера герцогства Ланкастер. Сэмюэл сразу же напомнил Асквиту об их разговоре полугодовой давности:

«Дорогой премьер-министр,

когда формировалось коалиционное правительство и вы попросили меня вернуться в министерство почты, отказавшись от места в кабинете, вы были так любезны, что сообщили мне, что отстранение от кабинета будет временным; и когда мы встречались с вами в то время, вы сказали мне, что, хотя согласованный с юнионистами [то есть с тори] численный баланс исключает мое участие в кабинете, вы пригласите меня вернуться в него при первой же возможности, как только откроется подходящая вакансия среди либералов».

Но затем, напомнив премьер-министру о его обещании, он заверил Асквита, что вовсе не имел в виду ничего столь постыдного: «…Если вы полагаете, что в государственных интересах будет лучше оставить место Черчилля вакантным, нежели поступить в соответствии с теми заверениями, что вы столь любезно дали мне в прошлом мае, должен сказать вам, что, как бы ни рад я был вновь присоединиться к работе, в которой участвовал шесть лет, прошу вас не принимать в расчет этих личных соображений».

Смысл послания, хотя и очень уклончивого, дошел до адресата. «Я прекрасно помню, что обещал вам, – ответил ему Асквит. – Я очень желал бы (и без всяких заверений) вернуть вас в качестве коллеги в кабинет». Сэмюэл стал канцлером казначейства, оставшись министром почты.

В желании Сэмюэла заседать в кабинете нет ничего удивительного – более того, если б он не испытывал такого желания, то был бы самым противоестественным политиком на свете, однако отчего-то ему казалось, что в этих амбициях есть нечто постыдное, и ему нравилось думать, будто он выше этого. Ему определенно удалось убедить в этом своего сына, который в остальном смотрел на него довольно критическим взглядом: «У него отсутствовало честолюбие, та безжалостность, которая помогла бы ему занять более высокое место». Конечно, Сэмюэл не был безжалостен, но был честолюбив, и его попытки скрыть этот факт от самого себя не раз и не два заставляли его проявлять такую изворотливость, которую можно было бы назвать иезуитской, или, может быть, стоило бы сказать, талмудической?

В январе 1916 года Сэмюэла назначили министром внутренних дел – это был самый высокий пост, которого ему удалось достичь. В военное время он подразумевал широкую ответственность, и полномочия министра, расширенные в целях обеспечения обороны, были едва ли не диктаторскими.

Весь 1915 и 1916 год война почти на всех фронтах складывалась неудачно для союзников, и через два года унижений и катастроф в стране поднялся ропот против правительства и ропот против лидеров внутри самого правительства. Тори, пришедшие в администрацию в 1915 году, не были лояльны Асквиту и не чувствовали уверенности в нем, а в рядах либералов не было полного единства.