Влечение - [11]

Миссис Сазерленд улыбнулась мне, и в этот момент я осмелился надеяться. Возможно, я смогу остаться здесь, стать частью этой семьи. Эта игра опасна, но, может быть, я смогу в ней выиграть. Я буду сдерживать свою жажду и каждый день гулять с Лидией и миссис Сазерленд, составлять им компанию за чашечкой кофе или жарко спорить с Уинфилдом о войне.

Лидия продолжала говорить о своей независимости, заставляя мать вздыхать, несмотря на явную гордость дочерью. Теплело, мы шли на запад, не выбирая дорожки, пока не набрели на знакомую тропинку в середине парка, ведущую в деревню сенека. Мой дом.

Может быть, моя внезапная рассеянность заставила миссис Сазерленд взглянуть на меня пристально.

— Мистер Сальваторе, — в голосе были одновременно страх и интерес, — у вас… пятно на воротничке.

Совсем не заботясь о том, чтобы правильно себя вести, Лидия потянулась и провела пальцем совсем рядом с моей шеей. От ее близости на меня нахлынули страх и возбуждение. На кончике ее пальца была кровь.

Я посерел. Такова моя жизнь. Несмотря на постоянный самоконтроль и причиняемую им боль, на вечные попытки соблюсти тайну, одной капли крови хватит, чтобы нарушить равновесие. Они увидят, кто я на самом деле: лжец, убийца, чудовище.

Звонкий смех Лидии нарушил молчание.

— Просто варенье, — беззаботно сказала она, вытирая палец о низко склоненную ветку. — Мистер Сальваторе, — поддразнила она, — я понимаю, что вы чувствуете себя как дома, но, пока вы в гостях, может быть, вспомните о правилах поведения за столом?

Миссис Сазерленд заворчала на дочь, но, увидев облегчение на моем лице, тоже улыбнулась. Вскоре мы все дружно смеялись над Стефаном Сальваторе, ночным героем, превратившимся в неосторожного гостя, и шли домой по солнечной улице.

6

Вернувшись с прогулки, я обнаружил, что мне шьют новый костюм. Миссис Сазерленд показывала портному, где надо подколоть или подшить. Я знал, что должен бежать, но никак не мог расстаться с миссис Сазерленд. Мы провели день, беседуя о моей матери и ее французских родственниках, а также о моей мечте побывать в Италии и посмотреть Сикстинскую капеллу.

Прежде чем я успел это осознать, портной доделал последние стежки и наступил вечер. Даже я вынужден был признать, что костюм великолепен. Я выглядел как наследник династии промышленников — плоеная белая манишка, шелковая шляпа и галстук. Уинфилд одолжил мне карманные часы на цепочке с золотыми брелоками, и запонки у меня были золотые. Я выглядел человеком с головы до ног, и мне было стыдно за то, что я так цепляюсь за прошлое.

Бриджит жеманно улыбнулась, когда я подал ей руку, подсаживая в карету. Ее юбки, такие же как вчера, только абрикосового цвета, занимали все сиденье. Кремовая шелковая сеточка на платье придавала ей вид то ли танцовщицы с европейской картины, то ли огромной булочки. Она хихикала, спотыкалась и цеплялась за меня, чтобы не упасть.

— Спасите меня еще раз, добрый сэр, — смеялась она, и я снова и снова напоминал себе, что должен развлекать ее всего пару часов. Потом, несмотря на всю мою приязнь к миссис Сазерленд, я исполню свой зарок покинуть эту семью, исчезну в толпе танцующих и вернусь в свою нору в парке.

Проехав совсем немного, мы остановились у другого громадного особняка. Сложенный из грубых камней, он походил бы на замок, если бы не огромное количество окон. Я помог Бриджит выйти, и мы отправились представляться хозяевам.

Будучи человеком, я часто танцевал, но, оказывается, совсем не был готов к нью-йоркскому балу.

Кто-то взял у меня пальто и шляпу — и, поскольку это не Мистик-Фоллз, где все друг друга знают, мне дали билетик с номером, чтобы в конце вечера я мог получить вещи. Мы прошли в бальный зал через казавшийся бесконечным холл, увешанный серебряными зеркалами, освещенный свечами и люстрами, сверкающими, как в Версале. Тысячи серебряных отражений нас с Бриджит толпились за стеклом.

В углу играл целый оркестр — скрипки, виолончели, трубы и флейты. Все музыканты были одеты в черное. В зале было множество народу в самых причудливых костюмах, которые я когда-либо видел. Дамы поднимали тонкие, затянутые в перчатки руки, сверкали бриллиантовыми браслетами, демонстрируя платья всех цветов, от кроваво-красного до тускло-золотого, газовые юбки взлетали в мазурке, тюлевые, кружевные и шелковые нижние юбки плыли в воздухе, как цветочные лепестки по воде.

Если вид танцующих ослепил меня, то запах ударил по всем остальным чувствам: дорогие духи, огромные букеты экзотических цветов, пот, пунш, а от кого-то пахло кровью — нерадивая горничная позабыла в платье булавку.

— Вы должны принести даме бальную книжку, — шепотом подсказала Лидия, пока я стоял, ошеломленный и подавленный окружающей роскошью.

— Это… это Аделина Патти? — Я указал на казавшуюся скромной женщину, окруженную толпой поклонников. — Певица?

Я видел ее фотографии. Мой отец хотел, чтобы его сыновья знали родную итальянскую культуру.

— Да, — закатила глаза Бриджит и притопнула хорошенькой ножкой в атласной туфельке. — А вот там мэр Понтер, а там Джон Рокфеллер, а… вы отведете меня на мое место, наконец? Я хочу знать, кто пригласил меня танцевать.