Властимир - [177]

Слабый свет лишайника, пробивающийся сквозь ветви, стал слабеть и наконец погас. Казалось странным, что и под землей таким образом сменяются день и ночь. Всадники решили передохнуть.

Остановились они на первой же поляне, поскольку впереди, сколь хватало глаз, полян не попадалось. Только чуть в стороне что-то вставало черной громадой.

Когда подъехали поближе, оказалось, что это еще один замок, тоже покинутый, но на сей раз не такой ветхий. Сохранилось четыре стены, часть крыши и даже еще не обрушился вход. Он манил к себе черным провалом, но путники не отважились зайти в него. У порога валялись кости, в их числе — лошадиные и человечьи. Однако было видно, что замок пустовал уже много лет — пауки оплели вход толстым слоем паутины, сквозь кости проросла редкая хилая травка.

Решив не испытывать судьбу, люди развели костер подальше от входа, за камнями. Туда же отвели лошадей и устроились на ночлег.

Первым выпало караулить Властимиру. Выждав положенное время, он растолкал Буяна и, напоследок подбросив веток в костер, лег спать.

Буяну и так не спалось. Пользуясь случаем, он сдавил оберег ладонями и попробовал обратиться к Сварогу, как учил Волхов. Он попытался представить себе того кузнеца на острове, что закалил Агриков меч. Остановившимся взором глядя в огонь, Буян мысленно позвал его так, как уже когда-то звал Воронка через леса и долы: «Ко мне! Скорее ко мне… Друг мой, друг мой, скорее, мой друг! Змеи смертью нам грозят, если не поторопишься. Враг к земле нашей идет, надо к бою готовиться…» Он не знал, откуда ждать опасности и какой, а потому просто повторил еще раз все, что услышал от Хейда, так, как запомнил, — если его услышат боги, они поймут. Боги мудры — они сами разберутся, кто им грозит и почему.

Огонь от его слов разгорелся сильнее. Опять проснулась вещая сила. Буян почувствовал себя, как тогда на кургане, когда говорил с ветрами, — это было знание своей силы и могущества, и гусляр больше не дивился этому.

Перед его взором на миг мелькнуло чье-то лицо — витязь не намного старше его, в сияющем доспехе. Глаза их встретились — и Буян зажмурился, не выдержав света, что исходил от лица витязя. Он отшатнулся — и видение пропало.

Гусляр несмело открыл глаза, пытаясь понять, что случилось. Выходило так, что он только что действительно говорил с богами — витязь, что явился ему, был незнаком, но что-то было в нем родное, славянское.

Буян посмотрел на оберег, что еще сжимал в кулаке. Фигурка воина чуть оплыла, словно подтаяла, и гусляру подумалось, что видел он самого Сварога…

Тихий хруст привлек его внимание. Буян поднял голову — и застыл.

Пока он рассматривал фигурку, с другой стороны к костру осторожно подобрался крупный тощий зверь, похожий разом на волка и ободранного медведя. Под выпуклым лбом сидели раскосые глаза, в которых светились ум и злоба. Он приблизился к самому костру.

Желтоватые глаза зверя остановились на юноше, и Буян понял, что перед ним оборотень. Не сводя глаз с человека, тот сделал шаг к спящему. Теперь он мог бы наступить на него передней лапой.

Гусляр осторожно потянулся к мешку, на котором сидел, чтобы достать плеть. Волшебная сила в нем еще не заснула, и он знал, как надо поступить. Зверь тоже не сводил с него глаз и склонился над спящим, словно желая показать, что при первом же признаке опасности он успеет сомкнуть челюсти на его горле.

Буян старался не делать резких движений и уж тем более не окликал Властимира — еще неизвестно, как тот себя поведет, когда, проснувшись, обнаружит у самого лица страшные клыки.

«Смотри мне в глаза, — повторял Буян мысленно. — Только смотри мне в глаза и больше никуда. Ты не должен отводить взгляда ни за что — иначе смерть… Смотри мне в глаза… Волк не волк, серый зверь, мой слуга ты теперь».

Зачарованный оборотень подался вперед, впиваясь взглядом в лицо человека. Буян наконец нащупал в мешке плетку и поднялся во весь рост.

Резкий размах напугал зверя и разрушил непрочные чары. Оборотень отпрянул, но потом бросился к спящему человеку, чтобы прокусить ему горло, и в этот миг Буян ударил его плетью по морде.

Веденея предупреждала, что четвертый удар этой плети несет смерть. Однако оборотень не умер, а зарычал от боли и, забыв про князя, бросился на новгородца.

Проснувшийся Властимир успел заметить, как перед его лицом мелькнули задние лапы прыгнувшего зверя. Тот одним махом перелетел через костер и попал под второй удар заговоренной плети. На сей раз он завизжал, а гусляр ударил еще раз, по глазам.

Оборотень отшатнулся, оступился и упал спиной в костер. Взлетела туча искр. Зверь закричал человечьим голосом, встал в огне на задние лапы и сделал шаг к Буяну. По его морде текла кровь. Гусляр ударил его опять, метя в рассеченный нос. Прикрыв морду лапами, оборотень повернулся к нему спиной, и новый удар достал его загривок и спину. Зверь глухо застонал, сделал два шага и рухнул на камни мордой вниз. Тело его забилось в судорогах, когда подскочивший Буян принялся хлестать его по спине и бокам.

Властимир бросился к другу и силой отнял плеть, сам едва не получив ею по лицу.

— Ты чего это разошелся так? — спросил он, обезоружив гусляра.