Властелин времени - [7]
Старейшина, бородатый мужчина лет сорока, худой, болезненного вида, указал Иосифу место подле себя.
— Можешь подремать, человече, — сказал он. — Здесь тепло, а блохи перед трапезой кусают не так сильно, как после…
Иосиф только у очага почувствовал, как перемерз. Наслаждаясь теплом, он старался разглядеть обитателей пещеры, отметив про себя, что жизнь их далеко не проста и не радостна, — впрочем, в нем говорили предрассудки, навязанные цивилизацией, поклоняющейся вещам и личным удобствам.
С удивлением он установил, что больным и слабым людям отведен самый низкий и холодный угол пещеры. Было очевидно, что те члены общины, от которых уже нельзя ожидать прибыли для общего дела, не пользуются большой заботой и вниманием. Иосифу показалось это несправедливым — забыть о добре, которое принесли люди в пору своей молодости и силы. Но в племени господствовала другая, освященная веками мудрость: все преимущества — тем, кто поддерживает крепость и славу рода, хранит предания, умеет врачевать и добывать пищу…
Немощных стариков в пещере было немного — трое или четверо. Столько же и матерей с младенцами. Всем остальным оставаться в пещере не полагалось, они выполняли какую-либо работу: готовили дрова, чистили шкуры, шили одежду, обрабатывали куски кремня, чтобы получить скребки или наконечники для копий и стрел…
Неожиданно Иосиф почувствовал прикосновение: старейшина с интересом пощупал его вельветовую куртку.
— Человече, — тихо сказал он, — за твое одеяние, сделанное, верно, из очень мягкой кожи, я готов дать целую корзину яиц куропатки. Это большое лакомство.
Иосиф поразился предложению. Обычай разрешал торги только в особых случаях. Кажется, старейшина вообще не смел заводить разговор на эту тему.
Чтобы выиграть время, Иосиф спросил:
— Где ты держишь яйца куропатки?
— Покрытые пчелиным воском, они сложены в корзину, а корзина опущена на дно ручья. Так поступали предки.
«Предки никогда не понуждали к обмену», — подумал Иосиф и, закрыв глаза, сделал вид, что погрузился в дрему.
Но старейшина, видимо, крепко пленился мягким вельветом, потому что вновь ощупал его пальцами:
— Я добавлю тебе то, что мы жертвуем для духов земли и неба, — орехи и толченые целебные корни с янтарным медом.
Иосиф и ухом не повел, зная, что племя обычно жестоким образом карает старейшину, изобличенного в непочтении к обычаям, а заодно казнит и всякого из причастных.
— Отвечай же, пришлец!
— Я вижу, в твоем племени не принято укрывать от холода тело. Ни боги, ни люди не простят уклонения от обычая.
— Чепуха, — возразил старейшина, озираясь, однако. — Мне больше по нраву обычай твоего племени: зачем изнурять тело непогодой, если можно укрыть его шкурой, не стесняющей движений?.. Нам досталось от старины много обычаев, которые следовало бы искоренить. И прежде всего возмутительный предрассудок, будто большинство собрания знает толк во всяком деле.
Иосиф промолчал: определять мудрость решения по большинству голосов — древний обычай, в справедливости которого нельзя было усомниться. Считалось, что обычай даровали людям сами боги. Разве не от них пошла притча о Мардуре, самонадеянном предводителе племени гоакинов?.. Однажды злой дух вселился в Мардура и внушил, что его племя, потесненное со своих угодий, получит покой и счастье, если утонет в водах священного озера Танан. Мардур велел построить огромную лодку, вывез всех своих людей на середину озера и ночью прорубил днище лодки. Когда кто-то из соплеменников в ужасе спросил, как можно было принять такое роковое решение, не посоветовавшись с собранием, Мардур ответил, что собрание не утвердило бы решения, потому что оно кажется безумным. «Но оно действительно безумно! — воскликнул тот человек. — Даже если большинство ошибается, на его стороне боги!» — «Я выше всех богов!» — воскликнул Мардур. Услышав кощунственные слова, человек столкнул Мардура в воду, и тот пошел на дно…
— Что скажешь о сделке? — старейшина дернул Иосифа за рукав. — Не хочешь меняться, подари!
— Чужеземец не вправе навязывать своего мнения о дозволенном и недозволенном. Я боюсь нарушить обычай, он священ повсюду.
— Это только так говорится, — проворчал старейшина, подкладывая в огонь смолистый комель. — Умные люди не признают глупые обычаи. Надоело насилие мертвецов. По какому праву они командуют живыми? У них был свой опыт жизни. У нас свой.
— Нет, — сказал Иосиф. — Опыт, за который заплачено слезами и кровью, — общий опыт.
Старейшина долго молчал. Было заметно, что он крепко раздосадован.
— Власти, настоящей власти недостает, чтобы покончить с пустыми баснями старины, — наконец сказал он, шумно вбирая ноздрями воздух. — Я избран старейшиной, но велика ли моя власть? Я распределяю работы, поддерживаю очаг и стараюсь помнить, кто куда ушел… Я не имею права даже раздать пищу, наградить того, кто лучше других понимает меня и помогает мне!
Он покачал головой. А Иосиф подумал про себя, что разум одного человека, как бы ни был могуч, все же таит в себе много противоречий, поддается влияниям и может быть использован во вред остальным людям…
Женщины закричали снаружи, извещая, что вернулись охотники.
