Властелин Урании - [91]

Но Бернгард Прокоп имел в виду не это. Конечно, хозяин присвоил мое предсказание, предупредив императора, что ему надлежит опасаться рокового исхода после смерти льва. Но он присовокупил к этому еще одно пророчество собственного сочинения, о котором я не имел ни малейшего понятия: согласно ему, Рудольф умрет на пороге пятидесятилетия, подобно покойному французскому королю, от руки негодяя-монаха.

Тем самым Тихо Браге рассчитывал убедить императора не доверять католикам, которым не нравилось его благодушное отношение к последователям Лютера. Его брат Матиаш преследовал этих последних у себя в Австрии. Бернгард Прокоп, сам будучи лютеранином, так же как Гайек, да и большинство мыслящих людей города, прекрасно знал об этом. У него-то были все основания опасаться капризов двора, ведь реформистская вера была лишь одной из его ересей. Второй являлась склонность к мужеложству. Да и самого императора подозревали в том же, поскольку он не хотел жениться. Предаваясь сему греху всласть, Рудольф под любыми предлогами, кроме собственно этого, отправлял за решетку тех, кто был подвержен подобной страсти.

Прокоп уже поплатился за подобное четырьмя годами тюрьмы, якобы во искупление свих сношений с сатаной, но его вызволил один знатный дворянин, который тоже, как и он сам, был сопричастен не слишком терпимым обыкновениям.

С тех пор он шпионил за теми семействами, на которые шил, кому был обязан своей жизнью и состоянием, ибо знал, что при малейшей перемене в императорском настроении рискует потерять как то, так и другое. Но, главное, он уверял меня, что с первой минуты почувствовал ко мне огромную жалость. Он опасался, как бы страсть императора к природным курьезам не разлучила меня с моим хозяином, заставив превратиться в несчастнейшего из придворных шутов.

Бернгард Прокоп сказал, что, покинув город, Тихо Браге поступил бы весьма дальновидно. От Гайека, в свой черед узнавшего от этом от одного из учеников, работавших с ним, портной слыхал, будто на прошлой неделе на часовой ярмарке видели Николаса Урсуса. Поговаривают, что его бесит успех при дворе, доставшийся на долю его прежнего учителя, и он плетет заговор, чтобы расквитаться с ним. Но Рудольф приказал его найти, чтобы наказать за подделывание гороскопов и наглые публичные отзывы об императоре.

Когда мы прощались, голубые глаза Прокопа наполнились слезами, и он сказал: «Если Тихо Браге покинет город, последуй за ним и будь осторожен, берегись, как бы кто не увидел твоего брата, ведь если до ушей императора дойдет, что ты обременен такой ношей, тебя скоро разлучат с твоим хозяином и заставят служить капризам придворных».

Увы! Я думал, что Урсус, конечно, уже знает о предсказании, сделанном императору, и, пустив в ход тысячу хитростей, которые у предателя всегда найдутся, не преминет позаботиться, чтобы во дворце прослышали о том, что и сам Тихо Браге не более чем обманщик, использующий дарования своего карлика.

Прибыв в замок Бенатки, господин Браге поначалу, казалось, следовал советам портного Прокопа. Он распорядился, чтобы ни его домашние, ни слуги никому не болтали о том, что у меня есть брат-нетопырь; Тюге, который все понял как нельзя лучше, ответил на это так: «Стало быть, отец, вы хотите, чтобы ваш колдун принадлежал только вам? Но чего вы боитесь? Разве вы уже не заручились благосклонностью императора?»

Рента сеньора Браге составила не две тысячи гульденов, а три, что обеспечивало ему самое высокое положение, сразу после канцлера, но это же стало причиной придворных распрей. Тюге охотно воспользовался бы мною, чтобы в свой черед привлечь внимание императора, но, вероятно, отец заподозрил нечто в этом роде, потому что он отослал сынка на два месяца в Данию, где поручил собрать все его приборы, чтобы перевезти их в Прагу.

Молодому человеку также была доверена задача получше: расписать Лонгомонтанусу все преимущества, коими его прежний учитель пользуется в Богемии, а в письме, которое он должен был ему передать, сам Тихо Браге рассказал о своем намерении построить новый Ураниборг. В Праге, как сообщалось в письме, нашелся печатник, способный воспроизводить цифры и рисунки, а сам он намерен распорядиться, чтобы всю его библиотеку, которая пока хранится в Магдебурге, перевезли в его богемский замок. И наконец, он звал Лонгомонтануса поскорее приехать в Богемию, дабы воспользоваться здешними во всех смыслах наилучшими условиями.

Между тем Сеньор, едва успев приехать в Бенатки, весьма резко столкнулся с тамошним управителем по имени Каспар фон Мюльштайн, самым прямолинейным и беспокойным субъектом на земле, — это был лютеранин, огромного роста, с лысой головой и отвислыми, как у пса Лёвеунга, веками (кстати, Лёвеунг околел по дороге, когда мы взбирались на холм).

Господина Браге опечалила утрата собаки, напоминавшей ему о годах, проведенных на острове. Он очень нежно утешал свою младшую дочь Софию, тоже этим огорченную. Пока он говорил с ней, я думал о лукавом сходстве с гибелью льва Габсбургов, которым воля Провидения только что отметила смерть пса, принадлежавшего моему господину (ведь по-нашему, по-датски, Лёвеунг значит «львенок»).