Властелин суда - [11]

Порывшись в связке, увесистость которой посрамила бы и школьного сторожа, он выбрал ключ от почтового ящика и всунул его туда, где должен был находиться замок, но вместо этого обнаружил небольшую дырку. Он ткнул ключом в дырку, дверца открылась, и внутри он нашарил замок. Почтовые ящики остальных квартир были заперты, и замки у них в порядке. Слоун достал замок и осмотрел его. Наверное, слабо держался и выпал, когда Мельда вынимала его почту. Еще один предстоящий расход.

Он сунул замок в карман, поправил рюкзак на плече и поднялся еще на два пролета по бетонной лестнице, держась за перила. Добравшись, прихрамывая, до площадки, он заметил на асфальте полоску света. Дверь в его квартиру была приоткрыта. У Мельды был второй ключ и, несмотря на столь ранний час, она могла находиться в квартире, но дверь она бы непременно закрыла, чтобы не устраивать сквозняк. Не исключено также, что она ушла, неплотно закрыв дверь, и та открылась от порыва ветра с океана. Такое возможно, хотя тоже маловероятно. Мельда очень осмотрительна. Она бы непременно подергала ручку.

Сбросив с плеча рюкзак, Слоун потянулся к двери, чтобы открыть ее, и отдернул руку, услышав, как внутри что-то с грохотом разбилось. Подавив в себе желание немедленно броситься в квартиру, он мгновение выждал и потом тихонько толкнул дверь. Дверные петли заскрипели, как колени у подагрика. Переступив порог, он наклонился, вглядываясь.

Казалось, что по гостиной прошелся ураган. Большой, во всю комнату ковер был усеян его следами — книжками в бумажных обложках, дисками, бумагами, разбросанной одеждой, перевернутой мебелью. Диванные подушки располосованы, и из дырок вылезла набивка — клочья ее валялись повсюду, словно рассыпанные ватные шарики. Стереосистема, телевизор разбиты и выпотрошены на ковер.

Из кухни донесся звон стекла.

Перешагнув через перевернутый столик в холле, Слоун прижался спиной к стене и бесшумно двинулся в кухню. Там, где стена кончалась, он помедлил и, собравшись с духом, скользнул внутрь. У самых его ног что-то зазвенело. Через кухонный стол прыгнула тень и скрылась во мраке гостиной.

Бад, его кот.

Слоун взглянул на разбившееся возле его ног стекло, еще секунду назад составлявшее часть полочки для кухонной утвари и продуктов. Бад, должно быть, прыгнул на полку, чтобы слизнуть разлитый сироп. Вот стекло и разбилось. Но это никак не объясняет прочие разрушения. Мысль эта мелькнула в голове одновременно с донесшимся звуком.

Тихие шаги за спиной. И не успел он обернуться, как почувствовал тяжелый удар по затылку.

6

Западное крыло, Вашингтон, округ Колумбия

Паркер Медсен разглядывал глянец на черном, с фигурным носком ботинке. Четыре пары ботинок выстроились в ряд на своих коробках, как солдаты на смотре. Медсен выбрал пятую пару, — каждый день он надевал новую пару — крепкие ботинки, преимуществом которых была прежде всего прочность. Военный врач говорил Медсену, что он подволакивает ногу. Он вспомнил это, разглядывая вмятину на резиновой подметке — видимо, день оказался для него особенно нелегким. До сих пор, правда, он особой связи тут не усматривал.

В каждый второй и четвертый четверг месяца служитель относил его ботинки на Нью-Йорк-авеню к чистильщику-вьетнамцу, уже уяснившему для себя смысл выражения «до зеркального блеска». Ботинки возвращались к Медсену в пятницу утром вместе со снежно-белыми рубашками и темно-синими пиджаками на трех пуговицах. Вашингтонские журналисты любили повторять, что заслуженный генерал в отставке предпочел мирному цвету оливковой ветви темно-синий военно-морской, — шпилька, которую Медсен воспринимал как комплимент. К внешнему виду своему, как и к одежде, он не испытывал интереса и не уделял им времени. Формы тем и хороши, что экономят время, столь необходимое для вещей более существенных. Военные хорошо это понимали. Как и Эйнштейн.

Медсен поставил ботинок на крышку коробки рядом с парным и достал из кобуры, спрятанной под пиджаком, свой пистолет сорок пятого калибра. Положив его на верхнюю полку нижнего шкафчика, он прикрыл дверцу. Обойдя свернувшегося возле своей погремушки Эксетера, рыжего добермана, он прошел к столу, где его пристального внимания ждали аккуратно разложенные газеты. Газеты секретарь разложил в той последовательности, которой Медсен всегда придерживался при чтении: первой, разумеется, шла «Вашингтон пост», за нею — «Вашингтон таймс», далее — «Уолл-стрит джорнэл», «Нью-Йорк таймс» (которую он считал либеральной дребеденью), «Лос-Анджелес таймс» (дабы почувствовать, чем дышит западное побережье), «Чикаго трибюн», «Даллас морнинг ньюс» и «Бостон глоб». Обычно Медсен проглядывал газеты еще до девяти. Но сегодня день был необычным.

Он нажал на кнопку оперативной связи.

— Мисс Бек, пришлите ко мне помощника генерального прокурора, — сказал он и, откинувшись в кресле, снял с рукава пушинку. Пушинка спланировала вниз в потоке света, падавшего из створчатой балконной двери за его спиной. Медсен предпочитал садиться спиной к Южной лужайке, хотя за получение этого кабинета ему и пришлось побороться. Но открывавшийся отсюда вид тут ни при чем. Обычно кабинет главы администрации Белого дома располагался напротив, через улицу, в старом административном здании в пятидесяти метрах от Западного крыла в смысле расстояния, но в сотнях миль оттуда в смысле престижа и влияния. Самые влиятельные сотрудники работали в Западном крыле. Кабинет Медсена находился всего через две двери от Овального кабинета.