Я резвилась, как жаворонок, и была уже немного навеселе, когда, час спустя, ко мне присоединился Пол. Рой Дэрдрайдж, король вестернов, рассказывал мне, как еще пять лет назад я разбила ему сердце, и, теряя реальность под воздействием чувств и изрядных доз мартини, с мрачной враждебностью поглядывал на Пола, который воспринимал это с полнейшим равнодушием. Пол взял меня за руку и отвел в сторону.
— Тебе весело?
— Ужасно. А тебе?
— Мне тоже. Видеть, как ты смеешься, пусть даже издалека…
Нет, что ни говори, мужчины просто очаровательны. Я решила выйти за Пола завтра же, ведь это так много для него значило. Однако я подавила порыв немедленно сообщить ему об этом, поскольку твердо придерживалась правила: никогда не произносить вслух ничего важного на вечеринках. Я ограничилась тем, что, воспользовавшись щедрой тенью магнолии, запечатлела на его щеке нежный поцелуй.
— А как там поживает наш малыш? — спросила я.
— Глория смотрит на него, как коккер-спаниэль смотрит на кость. Она ему просто шагу не дает ступить. За его карьеру можно больше не беспокоиться.
— Да, если он не успел кого-нибудь убить, — тут же подумала я.
Я решила пойти и посмотреть, как он там, но опоздала: со стороны бассейна донесся сдавленный крик, и сразу, как это бывает в романах, мои волосы встали дыбом, несмотря на сдерживающий их лак.
— Что это? — в ужасе возопила я. Но Пол уже побежал к месту происшествия, вокруг которого кольцом собирались любопытные. Я закрыла глаза. Открыв их, я увидела перед собой безразличное лицо Льюиса.
— Бедняжка Рина Купер. Она мертва, — спокойно произнес он.
Рина Купер была именно той сплетницей, с которой он разговаривал час назад. Я с ужасом посмотрела на него. Слов нет, Рина не являла собой образец доброты и человеколюбия, но в своей мерзкой профессии слыла одной из лучших.
— Ты же обещал мне, — сказала я. — Ты же обещал…
— Что обещал? — удивленно спросил он.
— Обещал никого не убивать без моего согласия. Ты — предатель, и слово твое гроша ломаного не стоит. Ты убийца от рождения, и мне стыдно за тебя, Льюис. Это просто ужасно.
— Но… это не я, — сказал он.
— Говори это кому-нибудь другому, — резко ответила я, мотнув головой, — но только не мне. Кто же еще?
Появился немного расстроенный Пол. Он взял меня под руку и спросил, почему я так бледна. Льюис невозмутимо стоял рядом, глядя на нас почти что с улыбкой. Я едва не ударила его.
— Бедная Рина, у нее был острый сердечный приступ, — сказал Пол. — Уже десятый за последний год. Врач не мог ничего поделать: она слишком много пила, а ведь он предупреждал ее.
Льюис развел руками и наградил меня чуть ли не насмешливой улыбкой несправедливо обвиненного. Я вздохнула с некоторым облегчением. В то же время я отлично понимала, что до конца дней своих не смогу прочесть в газете ни одного некролога, не заподозрив его.
Вечер, разумеется, был безнадежно испорчен. Бедняжку Рину увезла «скорая помощь», а вскоре разъехались и остальные гости. Я, немного подавленная, снова оказалась дома с Льюисом. С видом защитника и опекуна он протянул мне стакан алка-зельцера и настоял на том, чтобы я шла спать. Я позорно повиновалась. В это трудно поверить, но мне было стыдно за себя. Странная вещь мораль; она так часто меняется… Мне не выработать твердых моральных принципов до самой моей смерти… от острого сердечного приступа, разумеется.
Затем наступило чудесное затишье. Целых три недели ничего не происходило. Льюис работал, Пол и я — тоже, а по вечерам мы часто ужинали вместе у меня дома. В один погожий уик-энд все мы даже отправились за пятьдесят миль вниз по побережью, в одиноко стоящее бунгало, снятое Полом у одного из своих приятелей. Домик стоял над океаном, почти на самом краю крутого скалистого обрыва, и мы отправились купаться по узкой козьей тропе. Волны были неспокойны в тот день, и Пол отправился в одинокие заплывы, а мы с Льюисом лениво следили за ним с берега. Как и все хорошо сохранившиеся мужчины его возраста, Пол корчил из себя спортсмена, и это едва не обернулось катастрофой.
Он плыл красивым «кролем» футах в тридцати от берега, когда его ногу свела судорога. Мы с Льюисом, облачившись в пляжные костюмы, грызли тосты на террасе, откуда открывался чудесный вид на океан, плескавшийся в двадцати пяти футах под нами. Я услышала слабый крик Пола, увидела, как он взмахнул рукой, и тут его накрыла огромная волна. Я завопила и бросилась вниз по тропинке. Но Льюис уже успел сорвать с себя одежду и нырнуть прямо откуда стоял — с двадцатипятифутовой высоты, рискуя разбиться о скалы внизу. Через две минуты он уже возвращался вместе с Полом. Когда Пол перестал извергать из себя соленую воду, а я — неизвестно зачем шлепать его по спине, я подняла глаза и увидела, что Льюис абсолютно голый. Одному Богу известно, сколько голых мужчин я повидала на своем веку, но тут почувствовали, что краснею. Поймав мой взгляд, Льюис вскочил и побежал к дому.
— Друг мой, — чуть позже сказал Пол, согревшись живительным грогом, — друг мой, ты отважный парень. Этот прыжок… Если бы не ты, мы бы сейчас не разговаривали.