Властелин ночи - [78]

– Суд во всем разберется, – заверил ее доктор Уэйнрайт. – Если только инспектор не покарает его раньше, чем присяжные. Очевидно, дочь Любителя Опиума многое для него значит. Мне редко доводилось видеть человека в такой ярости.

– Я ей завидую, – призналась Кэролайн.

– Простите, не понял.

– Завидую, что ее любят так сильно, – объяснила Кэролайн.

Казалось, она внезапно постарела. Под глазами появились морщины, седые пряди в волосах стали заметнее.

Жар от огня заставил Мандта отступить на чердак. Ему удалось не споткнуться о русского, глаза которого были закрыты от боли, а грудь тяжело вздымалась и опускалась.

В отчаянии Мандт обернулся к чердачному окну, но быстро отказался от этой идеи. Он не смог бы пролезть в такое узкое отверстие, а если бы даже и смог, то не выжил бы после падения с такой высоты.

Мандт бросился назад, к лестнице, навстречу ревущему все громче пламени.

Он глубоко вдохнул, прикрыл лицо руками и ринулся вниз, прямо в огонь. Пламя опалило ему волосы и обожгло кожу на руках. Тяжело топая по ступенькам, Мандт уже почти проскочил сквозь пламя, но потерял равновесие и упал. Он больно ударился о ступеньку, застонал и скорее соскользнул, чем скатился вниз по узкой лестнице.

На лестничной площадке он попытался руками сбить огонь с брюк и пальто.

Шум, заставивший Мандта вздрогнуть, донесся не с пылающей огнем лестницы, а из темного коридора. Тучный бородатый мужчина в халате и со свечой в руке открыл дверь и потрясенно посмотрел на разверзшийся перед ним ад, а затем на лежавшего неподалеку от него Мандта.

Мужчина что-то прокричал и пустился бежать по коридору, стуча во все двери. Мандт знал английский довольно плохо и не смог определить, что именно кричит мужчина, но, по всей вероятности, это было что-то типа: «Спасайтесь! Пожар!»

Превозмогая боль, бывший лейб-медик поднялся, едва не подвернув правую ногу. Ствол револьвера, засунутого за пояс, больно вдавился в бедро, но у Мандта не было времени на то, чтобы осмотреть повреждения. Преследуемый огнем, он помчался вниз. Однако, сделав поворот, он внезапно оказался в темноте. Протянув вперед обожженную руку, он нащупал стену и осторожно продолжил спуск.

За спиной у него раздались новые крики, рев пожара усиливался.

Воздух на темной лестнице становился прохладным. Мандт добрался до еще одной площадки, повернул и продолжил спускаться.

После очередного поворота ступеньки закончились. Мандт нащупал перед собой только дверь. Открыв ее, Мандт увидел гранитный коридор, освещенный настенными лампами. Запахло водой.

«Я в подвале!» – догадался он.

Из соседнего помещения послышались голоса – пожилой мужчина и молодая женщина что-то взволнованно обсуждали.

Мандт поспешно развернулся и помчался по темной лестнице наверх.

Поднявшись на следующую площадку, он нащупал дверь, ведущую, по его предположению, на улицу. При каждом прикосновении обожженные руки вспыхивали болью.

Доктор осторожно открыл дверь и вдохнул аромат ночи. Дождь прекратился. Из-за облаков выглянула луна.

Внезапно от стены отделился темный силуэт и спросил по-русски:

– Ты нашел его, Владимир?

Мандт попятился.

Из темноты вышел еще один мужчина.

– Это он! Мандт!

Продолжая пятиться, бывший лейб-медик вытащил из-за пояса револьвер. Сам он никогда не имел дела с огнестрельным оружием, но видел, как с ним обращаются другие, и знал достаточно, чтобы взвести курок.

Когда русский протянул к нему руки, Мандт нажал на спуск. Вспышка ослепила его. От выстрела зазвенело в ушах. От дыма стало еще темнее. Еще не зная, попал ли он в цель, Мандт бросился назад, захлопнул дверь, умоляя Небеса, чтобы она оказалась с засовом.

Но так и не смог отыскать его. За спиной была другая дверь. Мандт открыл ее, чтобы создалось впечатление, будто он побежал в ту сторону, а сам со всей возможной в темноте скоростью помчался вверх и, оказавшись на следующей лестничной площадке, повернул в коридор. Из комнат навстречу ему выбегали люди в ночных рубашках, держа в дрожащих руках свечи.

– Жаль, что дождь прекратился, Гарольд, – сказал Райан, с трудом продвигаясь по грязной дороге, освещаемой лишь фонарем в руке Беккера. – Я надеялся, что снова пойдет град. Тогда вы смогли бы в полной мере насладиться той же погодой, какую по вашей вине пришлось испытать на себе моим друзьям.

– Вы не имеете права так обращаться с пэром! – возмутился Гарольд, изнемогая под тяжестью саквояжей Эмили и ее отца. – Я поговорю с вашим начальством, и вас накажут за дерзкое самоуправство.

– С нетерпением жду момента, когда вы поговорите с моим начальством, – ответил Райан. – Вам, случайно, не тяжело нести эти сумки, Гарольд?

– Перестаньте называть меня по имени!

– Не припомню, чтобы кого-то из пэров отправляли на виселицу. Сержант Беккер, вы не знаете, случались ли когда-нибудь подобные вещи?

– А того графа сто лет назад? – отозвался Беккер.

– Да, точно! Значит, пэра действительно можно повесить. Соберется огромная толпа, по меньшей мере двадцать тысяч человек, – с энтузиазмом продолжал Райан. – Уличные торговцы заработают много денег, продавая гнилые овощи, которыми зрители будут забрасывать вас, Гарольд.