Властелин - [4]

– Вот и все, – проговорил человек негромко. Отняв руки, опять посмотрел на пальцы; повернул ладони вниз и посмотрел еще. Пальцы не дрожали. Он потер ладони одну о другую. Упругим движением встал. Громко позвал:

– Эфат!

Тотчас же распахнулась одна из трех имевшихся в комнате – в зале, вернее сказать, – дверей, и в проеме остановился пожилой человек в красной отблескивавшей ливрее. На лице его не было выражения, как не бывает его на плитке кафеля.

– Можно убрать, – сказал человек, движением головы указав на диван.

– Да, Рубин Власти.

Подняв легкий муляж на руки, он направился к шкафу.

– Нет, Эфат, не туда. Унеси совсем. Пусть побудет где-нибудь. До завтра.

– Разумеется, Рубин Власти. До завтра.

– И возвращайся. Мне пора одеваться.

Оставшись в одиночестве, человек, названный Рубином Власти, медленно прошелся вдоль стены с холодным оружием. Не доходя до середины, остановился, снова обретя неподвижность. В дальнем углу низко загудели, потом гулко, колокольно ударили стоявшие там часы, созданные в виде крепостной башни. Десять ударов. При каждом из них уголок pтa Рубина Власти чуть заметно дергался. С последним ударом возвратился Эфат.

– Рубин Власти прикажет подать ритуальное?

– Все, что полагается для малого преклонения перед Бриллиантом Власти.

(Оба они отлично знали, что сейчас следует надеть; но и вопрос и ответ тоже давно уже стали частью ритуала, и вопрос должен был быть задан, и ответ должен был быть дан.)

– Прошу Рубина Власти проследовать в гардеробную…

Прошло около получаса, прежде чем Рубин Власти вновь появился в зале. Вместо легкого летнего костюма, в котором он был раньше, он надел узкий, на шнурках, камзол рубинового цвета, такие же по цвету штаны с манжетами под коленом, высокие красные сапоги для верховой езды. Красные перчатки грубой кожи он держал в руках. Эфат следовал за ним.

– Шпагу, Рубин Власти?

Он отрицательно качнул головой:

– Дай два тарменарских кинжала. Те, что под круглым щитом.

Он пристегнул кинжалы к поясу.

– Эфат, машину пусть поставят на улице Мостовщиков, напротив калитки для угольщиков и трубочистов.

– Да, Рубин Власти. Троггер?

– Турбер. И пусть там будет все, что может понадобиться даме в… в предстоящей ситуации.

– Рубин Власти поведет сам?

– На всякий случай шофер пусть ждет. Не знаю. – Он едва уловимо вздохнул и повторил уже как бы самому себе, чуть слышно: – Не знаю…

Эфат кашлянул.

– Рубин Власти не возьмет больше ничего?

– А что… А, да. Возьми там, в левом ящике. «Диктат-девятку». И запасную обойму. – Не без труда задрав полу камзола, он засунул пистолет за пояс. – Великая Рыба, до чего неудобно. И выпирает… Да, тогдашние моды не были рассчитаны на современное оружие. Пожалуй, я его оставлю все-таки. А?

– Изар… – тихо проговорил слуга совсем не по ритуалу. – Не оставляй, возьми. Неспокойно, Изар.

– Отец говорил мне. – Похоже, Рубин Власти не обиделся на фамильярное к нему обращение. – И Советник тоже. Но мне кажется, это у них уже от бремени лет.

– Я тоже не молод, Изар. И также прошу: возьми.

– Ну хорошо. Теперь, кажется, все? Эфат, плащ!

– Не все, Рубин Власти.

– Да, ты прав. Перчатки… Те. – Он запнулся.

– Да, Рубин Власти, – сказал Эфат. Вынул из особого ящичка тончайшие, из синтетика. С поклоном подал. Затем по его губам прошла тень улыбки.

– Звонили с телевидения, Изар. Интересовались, как вы будете одеты.

– Невежды, – сказал Изар. – Это им давно следовало знать из истории. Чему их учили?

– Телевидение, Рубин Власти, – Эфат пожал плечами.

– Да, ты прав. Ну, что же – мне пора. Не волнуйся. Отдыхай. Смотри телевизор.

– Я буду смотреть телевизор, Изар. Весь мир будет.

– Конечно, – согласился Изар. – Сегодня весь мир без исключения будет смотреть телевизор.

Он кивнул камердинеру и вышел. Спустился по лестнице, пересек пустой вестибюль. Швейцар поклонился, нажал кнопку – тяжелая дверь отъехала.

– Удачи, Рубин Власти, – проговорил он вдогонку.

Изар, не оборачиваясь, кивнул. Дверь за его спиной затворилась, басовито рокоча. Четверо стражей – сегодня то были Уидонские гвардейцы – отсалютовали и вновь окаменели. Конюший и два прислужника внизу, у крыльца, склонились, лошадь, которую конюший держал под уздцы, тоже опустила длинную, породистую голову.

– Я приказал оседлать «Огонь милосердия», Рубин Власти.

– Да, – сказал Изар. – Прекрасная лошадь, благодарю вас, Топаз. Но велите расседлать. Я пойду пешком. Прекрасный вечер.

Он повернулся и пошел. Не так уж далеко было до Жилища Власти, и лучше было пройти это расстояние пешком, глубоко и спокойно дыша, ни на что не обращая внимания и ни о чем не думая; ни о незримой охране, ни о столь же незаметном телевидении, и меньше всего – о том, что предстояло. Все было продумано заранее. Задолго до его рождения. И не раз испытано на практике. Не раз, подумал Изар. А сколько же? Он принялся считать. Арифметика помогала идти, ни о чем другом не думая.

3

Странно: здесь ничего не изменилось за столько лет. Хотя – тут годы как раз не проходят. Да и чему меняться? Все тот же дом, и та же веранда, залитая исходящим отовсюду золотистым светом; и поросший яркой муравой луг, пересеченный медленно струящейся речкой, окаймленной невысокими кустами; и кромка леса вдали – у высокого горизонта. Я стоял и смотрел; но если много лет назад, глядя на все это впервые и еще совершенно не понимая, где я оказался и что это такое, – если тогда я старался как бы вобрать все, доступное взгляду, в себя, то сейчас мне не на шутку захотелось вдруг самому раствориться во всем окружающем и уже никогда, никогда больше не уходить отсюда; потому, быть может, что мне было известно: только здесь – и нигде больше я смогу в будущем находиться с нею. Только здесь – когда там, дома, мои дни истекут, и останется один только вечный, непреходящий день здесь… Впрочем, тут же подумал я, Мастер и тогда не даст подолгу засиживаться без работы. Не тот у него характер. А, да пускай гоняет – все равно, каждый раз мы – и она, и я – будем возвращаться сюда, если не в этот двухэтажный дом с высокой крышей, то во всяком случае в его окрестности – и пребудем, пока существуют миры, а также те, кто следит, чтобы эти миры продолжали существовать. Станем постоянными жителями Фермы – как иеромонах Никодим, например…