Властелин Безмолвного Королевства - [44]

Неужели? Любопытно.

В зале собрались все те же советники, которых всегда собирал Тормонд: сэр Эарделей (сегодня он выглядел таким же изможденным, как и сам герцог), Микаэль Кархарт, известный дэвский богослов, епископ Клейто, глава кауренских бротских епископальных священников, друг Свечки епископ Лекро, поддерживающий патриарха в Вискесменте (хотя Лекро больше благоволил Безупречному, чем Клейто, – тот не скрывал свою неприязнь к нынешнему патриарху). Тембер Серт явился вместо своего отца, Тембера Ремака, и представлял дейншокинов, а Ханак эль-Мира – малочисленных коннекских праман с терлиагского побережья. Брат Свечка помнил эль-Миру еще по кальзирскому священному походу. Терлиагские пращники играли важную роль в коннекских войсках. Эль-Мира был моложе Брока Рольта, но происходил из старинного и гордого рода. Его народ стал активно участвовать в делах Коннека лишь в последние несколько лет.

А именно со свадьбы Питера Навайского и Изабет. Король Питер всецело посвятил себя Чалдарянской Реконкисте и отвоевывал Дирецию, но при этом сумел завоевать дружбу многих праман. Он не разрушал праманских святынь и никого не пытался силой обратить в свою веру, рассчитывая, что время и превосходство чалдарянской религии сделают свое дело и постепенно победят ложное учение. Самыми верными союзниками Питера были прамане из купеческого города-государства Платадуры. Платадурский флот постоянно соперничал с флотами фиральдийских торговых республик Апариона, Датеона и Сонсы и часто нес смертельные потери.

Вместе с Ханаком эль-Мирой к герцогу явился еще один праманин, не назвавший своего имени. Судя по наряду – платадурец, решил брат Свечка. Незнакомца никто не представил, потому что Тормонд, если так можно выразиться, торопился.

Еще в зале присутствовал арнгендец отец Ринпоче – он сидел в стороне один и всех чурался. Священник казался испуганным и несчастным и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Брату Свечке пришла на ум лютня с одной струной – как нельзя более подходящий образ для скудного ума арнгендца.

Монах внимательно наблюдал за Тормондом. Герцог прилагал видимые усилия, чтобы держать себя в руках.

Как он сказал? «У меня внутри словно несколько человек»?

Может ли быть, что Тормонду все это не мерещится? Он облысел, не может ни на чем сосредоточиться, кожа его приобрела странный оттенок – все это напоминает воздействие яда. Или какого-то злого колдовства.

Но кто же злоумышленник? Если верить сэру Эарделею, негодяй прямо здесь, среди них. И для него герцог – только помеха, никак не враг, ведь врагов у Тормонда не было. Он ничего не предпринимал, а потому ни с кем не враждовал. Во всяком случае, у него не было таких недругов, которые бы из ненависти стали подливать ему отраву в вино или кашу.

Возможно, Анна Менандская уже настолько потеряла совесть, что решилась на убийство. Но она могла лишь приказать – поручить кому-то другому грязную работу.

Брат Свечка внимательно вгляделся в епископа Клейто. Еще совсем недавно тот был всего-навсего отцом Клейто и служил в самом захолустном приходе Каурена – а все потому, что открыто порицал грехи Безупречного. Теперь он сделался епископом, и Брот ему благоволит. А ведь обычно из великого города в Коннек отправляют лишь законченных негодяев.

Заметив внимательный взгляд монаха, Клейто вопросительно поднял бровь.

Может, он и не виновен. Они ведь вместе помогали каждый своей пастве во время священного похода в Кальзир. У отца Клейто не все гладко было с верой, но Свечка никогда не замечал в нем той нравственной изворотливости, которая позволила бы оправдать большое злодейство.

Но ведь как-то же он стал епископом.

– Начнем, – объявил герцог и махнул рукой сначала в сторону брата Свечки, а потом в сторону графа Реймона и тех коннекских дворян, которые толпились по углам зала и надеялись, что им представится возможность подать жалобу.

Если считать пажей и слуг, на аудиенцию явилось более пятидесяти человек. И все они в ту минуту замолкли.

Брат Свечка вглядывался в лица. Здесь определится судьба Коннека. Именно эти люди спасут его. Или позволят стране умереть. Великому Недотепе пришло время вопреки всему совершить то, ради чего он был рожден на свет божий.

Неожиданно монах усмехнулся.

Тормонд умудрился собрать их всех, несмотря даже на зревшие вокруг него заговоры и, видимо, рыскавшие поблизости злобные Орудия Ночи.

– Сьор Брок Рольт, расскажите нам, что стряслось в Карон-анде-Лете, – велел герцог.

Юноша посмотрел на графа Реймона, потом на брата и сестру, на брата Свечку, ища у них поддержки, но быстро собрался с силами и начал рассказ.

– Молодец, – прошептал монах, когда Рольт закончил. – Именно так все и было.

Герцог Тормонд кивнул – пока еще он казался таким же сосредоточенным и деловитым, как и в начале аудиенции.

– Что скажете, граф Реймон? – обратился он к Гариту.

Граф тоже поведал о сражении – он ничего не присочинил, хоть и уделил немало внимания собственной особе.

– Сэр Эарделей, каково ваше мнение? – спросил герцог, теперь ему уже труднее было сконцентрироваться.

– Есть одно любопытное обстоятельство: Моркант Фарфог еще просохнуть толком не успел после своего позорного бегства, а мы уже получили вести из Брота – его назначили главным дознавателем патриаршего ведомства по искоренению фальшивых и еретических верований. И в помощь этому самому ведомству основали целый монашеский орден.