Власть земли - [69]

При последних его словах Ольга подняла голову и промолвила:

— Прости, князь, не хотела горького слова сказать, да ты начал. Не прочил тебя в зятья батюшка с той поры, как прогнал от себя, поминать имя твое запретил, а ко всему, князь, у меня свой жених.

Князь вздрогнул, как от удара.

— Что было, то быльем поросло! — глухо сказал он. — Я теперь — не слуга «вору» и не изменник родине, и твой отец благословил бы меня. А люблю я тебя, как душу! Послушай воли батюшки своего.

— Не знаю, князь, что теперь сказал бы батюшка, но, что он пред смертью незадолго говорил, то мне ведомо. Спасибо тебе за честь и ласку, а твоей мне не быть!

Грубый характер Теряева вырвался наружу: его лицо вспыхнуло, глаза сверкнули, и он топнул ногой, но в то же мгновенье опомнился и тихо сказал:

— Прости, княжна, коли я чем обидел тебя. Не запрети мне быть здесь и беречь тебя, как глаз свой!

— То запретить не в моей воле! — ответила княжна.

Теряев вышел. Он бегом пробежал в отведенную ему горницу и, ничком упав на сено, залился слезами. Все его тело содрогалось от плача. Все мечты его жизни были разбиты; ему ясно было, что Ольга любит Терехова! И на мгновенье у него мелькнула мысль убить своего соперника, но он тут же опомнился, что толку в этом убийстве мало. Все равно Ольга не будет принадлежать ему. И при этой мысли он застонал, словно от боли.

Но мало-помалу его волнение успокоилось. Слезы показались ему малодушием. Он встал и оправился, но не успел еще совершенно успокоиться, как дверь отворилась и в комнату вошла Ольга. Князь даже отступил в изумлении.

— Я подумала, что, может, обидела тебя, князь, — заговорила Ольга. — Но могу ли неволить свое сердце? А теперь я увидела, что ты любишь меня, так будь мне братом! — И она низко поклонилась ему.

Князь растерялся. Разнородные чувства охватили его душу. Он упал на колени и воскликнул:

— Все, что велишь, княжна, сделаю! Хоть в огонь за тебя!

Ольга покраснела.

— Найди Терехова, скажи ему обо мне — пусть он укроет меня. А потом найди и мамушку мою. Непригоже мне быть с мужчинами.

— А пока я не найду их, я твой защитник! И верь мне: теперь за тебя всю душу положу! — И князь в знак клятвы поднял руку.

Ольга исчезла.

И вдруг князь проснулся и понял, что видел сон. Внезапный свет озарил его душу, и он успокоился.

«Вещий сон, — подумал он с улыбкой, — пусть же по нем и сбудется! Брат я тебе, княжна, отныне!» — И ему стало легко на душе от этого решения.

Выбрав удобный случай, князь Теряев пришел к Ольге и рассказал о своем удивительном сне. Княжна сразу же поверила ему, так как слишком честно было его открытое лицо, слишком прямо смотрели его глаза, чтобы можно было усомниться в его словах.

— Спасибо тебе, Терентий Петрович, — с чувством сказала она, — будь же ты мне братом названым! Легче мне теперь стало. — И она улыбнулась. — А то, веришь ли, так порой тоскливо да тяжко.

— Вестимо, княжна! — ответил Теряев. — А мне — верь на слове! — радостно за тебя голову сложить.

С этого дня они подружились.

Пашка тоже с уважением отнеслась к Теряеву, только не могла простить ему то, что он упустил Ходзевича.

— Да пойми ты, — с горячностью заявил ей Теряев, — ведь ляхи вдруг напали!

— И все-таки мог уволочь этого негодяя-охальника. Крикнул бы людям, взяли бы его и утащили!

— Да ведь я и опомниться не мог, как меня Антон утащил!

— На то-то и пеняю, — возразила Пашка. — А полячишко этот попомнит тебе! Будь покоен, так не оставит!

— Ну, это ты брось, — перебил ее Лапша, — к нам не очень-то доберется, а доберется, так и сам не рад будет.

— Не хочу злое пророчить, — отступилась Пашка.

А вышло по ее пророчеству.

Счастье исключительно покровительствовало Ходзевичу. Смерть уже окончательно витала над его головой — ему грозила участь быть заживо сожженным по приказу Теряева-Распояхина, и вдруг неожиданно наехавшие на его отряд поляки освободили его. Однако в первые минуты он ничего не сознавал, находясь в беспамятстве, и очнулся лишь через несколько времени от быстрого бега коня и боли в спине. Его пахолик Казимир, держа его плечо и голову на своих руках, тотчас нагнулся к его лицу. Свежинский тоже быстро подъехал.

— Где я? — спросил Ходзевич.

— Сейчас в Можайске, пан мой, — ответил верный пахолик, — мы туда едем!

— Хвала Богу! — подъехав, сказал Свежинский. — Опоздай я немного — и ты, Янек, жарился бы, как свинья к Рождеству. Спасибо, пана Млоцкого встретили, а то бы…

Ходзевич вспомнил все происшедшее, и мысль о перенесенной обиде сразу заглушила его боль. Он рванулся из рук Казимира и встал на землю.

— Жив не хочу быть, если не отмщу этому москалю! — крикнул он. — Давайте коня, я за ним погонюсь!

— Полно, полно! — остановил его Свежинский. — Видишь, нас всего шестеро. Где же за ним гнаться? Да и куда он ушел, не знаем!

— Лес оцепим!

— Так дай в Можайск вернуться. Там поговорим и дело сделаем.

— Прошу пана! — сказал Казимир, слезая с коня.

— Ну так в Можайск! — И Ходзевич лихо вскочил в седло, но при этом не мог удержаться от стона.

— Больно? — участливо спросил Свежинский.

— Я думаю, если москаль всю спину сжег! — ответил Ходзевич, осторожно поправляя на себе плащ, которым было прикрыто его обнаженное тело.