Власть в Древней Руси. X–XIII века - [37]
В летописи зафиксированы случаи обсуждения вопросов «войны и мира» с половцами, но их участниками, как правило, были или одни князья, или князья и их боярско-дружинное окружение. Когда в 1093 г. Святополк Изяславич решил выступить на половцев с небольшой дружиной, то «смысленные мужи» сказали ему, что, если бы он собрал и 8 тыс. воинов, то их было бы не много. К тому же посоветовали привлечь для похода переяславского князя Ростислава. Князья Святополк и Владимир обсуждали в 1103 г. со своими дружинами на Долобском под Киевом предполагавшийся поход на половцев. Определенно, обсуждались князьями и все последующие антиполовецкие походы, в которых принимали участие несколько князей. Нередко эти междукняжеские думы облечены летописцами в формулу Божьего провидения. «Вложи Богъ у серьдце Русьскимъ княземъ мысль благу, Святополку и Володимеру, и снястася думати на Долобьскѣ».[286] Чаще сбор большого числа князей и их дружин на войну представлен в летописи, как следование воле киевского (или старшего удельного) князя, но никогда, как исполнение решения вечевого собрания.
По существу, у нас нет никаких оснований говорить о существовании на Руси народного войска, формировавшегося вечевыми собраниями. Крестьяне (смерды) и горожане привлекались для участия в больших военных кампаниях, будь-то походы на кочевников или же на князей-конкурентов, но инициатором таких мобилизаций всегда были князья. Исключительно их прерогативой являлась организация войска и определение для него военачальников. И. Я. Фроянов подкрепляет свой невероятный вывод о самостоятельности военной организации вечевых общин ссылкой на то, что в летописи, при описании военных событий, иногда не упоминаются князья или их воеводы. В качестве примера цитирует статью 1135 г. Лаврентьевской летописи, в которой говорится: «Тое же зимы бишася Новгородци с Ростовцами на Ждьни горе, и побѣдиша Ростовци Новгородцевъ».[287]
Надо сказать, пример совершенно неудачный. Здесь элементарная неполнота информации. В Новгородской первой летописи, где это событие описано пространнее, говорится о том, что поход на Суздаль и Ростов возглавлял Всеволод Мстиславич. Аналогичные сведения содержатся и в Московском летописном своде.[288] Однако, если бы их и не было, невозможно себе представить народную спонтанность этого похода и отсутствие в нем княжеско-воеводского военачалия. Это ведь не уличная драка.
Совершенно некорректно привлечено историком и свидетельство «Слова о полку Игореве» о курянах, весь смысл которого сводится к тому, что Буй-Тур Всеволод характеризует как раз свою профессиональную дружину. «А мои ти Куряни свѣдоми къмети: подъ трубами повити, под шеломы възлелѣяны, конець копия въскоръмлени, пути имь вѣдоми, яруги им знаеми, луци у нихъ напряжены, тули отворени, сабли изъострены, сами скачють аки сѣрыи вълци в полѣ, ищучи себе чти, а князю славѣ».[289]
Определенно, это образ не ополченцев-воев, но дружинников, находившихся на службе у князя и постоянно занятых ратным делом. У воев такого набора оружия просто не могло быть. В свое время это убедительно показал Б. Д. Греков, приведший свидетельства летописей о более чем скромном вооружении так называемых пешцев. Это, преимущественно, топоры и сулицы.[290] О том, что у народа не было своего вооружения следует и из, упоминавшейся выше, статьи 1068 г. Поэтому, нет абсолютно никаких оснований утверждать, как это делают некоторые исследователи, что на Руси все рядовое население было вооружено.[291] Совершенно противоречат этому выводу и археологические источники. Раскопки древнерусских городов, городищ, поселений и могильников не обнаруживают такого количества предметов оружия, какое должно было быть при всеобщем народном вооружении.
Выше уже приводилось мнение А. Е. Преснякова, согласно которому «при каждом князе мы видим одновременно лишь одного воеводу». Основано оно, видимо, на интерпретации летописных свидетельств начального периода истории Киевской Руси. Хотя и в них такая жесткая закономерность не просматривается. Во времена Игоря воеводские обязанности, судя по всему, выполняли Свенельд и Асмуд, при Святославе — Свенельд и Претич, при Ярополке — Блуд и Варяжко, при Владимире — Волчий Хвост и Добрыня, при Ярославе — Буды и Иван Творимович. Что касается последующих периодов древнерусской истории, особенно XIII в., то князья определенно имели больше, чем одного воеводу. Об этом свидетельствуют как конкретные свидетельства о княжеских воеводах, где они называются по именам, так и общие, указывающие на воевод во множественном числе без имен.
Вот только два примера. Летописная статья 1281 г.: «
Это первое в отечественной историографии исследование со столь широким хронологическим и тематическим охватом, базирующееся на комплексном анализе письменных и археологических источников. Перед читателем последовательно раскрываются страницы древней истории аваров, болгар, венгров, хазар, печенегов, половцев, монголо-татар — кочевых народов, противостоявших восточным славянам и Киевской Руси.Для широкого круга читателей.
В книге известного украинского археолога и историка П. П. Толочко рассказывается об исторической письменности Руси X–XIII вв. Это, по существу, первое специальное монографическое исследование, посвященное не одной какой-либо летописи или своду, а всему сохранившемуся до нашего времени наследию древнерусских хронистов. Автор имеет в этой области многочисленных предшественников, однако изучение русского летописания еще далеко не завершено. Оно содержит настолько большую и разнообразную историческую информацию, что долго еще будет источником творческих вдохновений и новых открытий.
Публицистическая книга академика П. П. Толочко — плод многолетних раздумий о трудной судьбе суверенной Украины. Казалось, после развала Советского Союза перед ней открывались радужные перспективы независимого развития. Но, увы, мы так и не сумели разумно распорядиться этим даром. Вместо построения современного конкурентоспособного государства принялись создавать исторические мифы, занялись поиском собственной идентификации...
Предлагаемые читателям материалы представляют собой, с одной стороны, неостывшие мысли публициста — очевидца трагических украинских событий конца 2013–2014 гг., высказанные по горячим следам в киевском Еженедельнике «2000», с другой — размышления историка о месте Украины в глобализирующемся мире, представленные на Международных Лихачевских чтениях в Санкт-Петербурге.Из них следует вывод, сколь очевидный, столь и печальный. Глобализация, осуществляемая США и их союзниками будто бы в интересах свободы и демократии народов, в действительности преследует цель собственного мирового доминирования.
Книга известного украинского археолога и историка академика П. П. Толочко, директора Института археологии, рассказывает в популярной форме и на высоком научном уровне о захватывающе интересных событиях жизни Киевской Руси, о дворцовых интригах и жестокой борьбе за власть, о предателях и мучениках, о том, в каких драматических обстоятельствах складывалась государственность Древней Руси. Для широкого круга читателей.
В издании публикуются тексты очерков, лекций, выступлений выдающегося украинского историка и археолога, академика Национальной академии наук Украины, иностранного члена Российской академии наук, Почетного доктора СПбГУП П. П. Толочко. Автор таких острополитических книг, как «Украина в оранжевом интерьере», «Украина в огне евроинтеграции», «Заблудшие», размышляет над наиболее злободневными проблемами украинской жизни суверенного периода. Данное исследование посвящено взаимоотношениям Украины и России, неожиданно ставшим остро конфронтационными.
Главной темой книги стала проблема Косова как повод для агрессии сил НАТО против Югославии в 1999 г. Автор показывает картину происходившего на Балканах в конце прошлого века комплексно, обращая внимание также на причины и последствия событий 1999 г. В монографии повествуется об истории возникновения «албанского вопроса» на Балканах, затем анализируется новый виток кризиса в Косове в 1997–1998 гг., ставший предвестником агрессии НАТО против Югославии. Событиям марта — июня 1999 г. посвящена отдельная глава.
«Кругъ просвещенія въ Китае ограниченъ тесными пределами. Онъ объемлетъ только четыре рода Ученыхъ Заведеній, более или менее сложные. Это суть: Училища – часть наиболее сложная, Институты Педагогическій и Астрономическій и Приказъ Ученыхъ, соответствующая Академіямъ Наукъ въ Европе…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.