Власть Талисмана - [200]

Король Людовик-Филипп I сразу же приступил к ряду проектов, призванных показать его любовь к Бонапарту и поддержку революции. Он приказал завершить строительство Триумфальной арки, сооружение которой началось еще в 1809 году, но с тех пор было остановлено. Он также приказал воздвигнуть на площади Бастилии огромную колонну в память о революции 1830 года; как помнят читатели из главы 1, на вершине этой колонны тогда был помещен «гений Парижа», крылатая фигура, напоминавшая греческого Гермеса.[1486]

Примерно в то же время Людовик-Филипп распорядился, чтобы обелиск, привезенный из Луксорского храма в Египте и недавно прибывший в Париж, был воздвигнут на Пляс де ла Конкорд…

Шампольон

В 1822 году, через полтора года после смерти Наполеона, было совершено поразительное научное открытие, не только изумившее академический мир, но и исполнившее обещание, данное императором на острове Св. Елены. Когда Наполеона спросили, почему он вторгся в Египет, тот спокойно ответил: «Я пришел, чтобы привлечь внимание и возродить интерес Европы к центру Древнего мира».[1487]

Историки часто упускают из виду, что Наполеон был не только военным гением, но и очень просвещенным человеком. Именно Наполеон привез в Египет 167 специалистов из разных областей науки и искусства в 1798 году, и он же основал в Египте первый современный научный институт. Поэтому кажется справедливым, что его мечта о восстановлении культурного интереса к Древнему Египту была осуществлена не политиком, а тихим и прилежным молодым человеком, жившим в городке Фижак в окрестностях Гренобля, — юношей, который никогда не покидал пределов Франции, не говоря уже о путешествии в Египет.

Семнадцатого сентября 1822 года Жан-Франсуа Шампольон, говоривший слабым голосом и часто кашлявший из-за серьезной болезни легких, объявил группе ученых в Париже, что он собирается сделать важное заявление в связи с таинственными древнеегипетскими иероглифами.

Шампольон, чувствовавший себя неуютно под скептическими взглядами светил науки, медленно прочел статью, адресованную председателю Французской академии Дасье и скромно озаглавленную «О фонетике иероглифического алфавита».

На самом деле это была культурная и научная бомба редких масштабов. Для многих, слушавших выступление Шампольона в тот день, стало ясно, что молодой человек решил величайшую загадку прошлого: он разгадал шифр древнеегипетского иероглифического языка. Непритязательная статья Шампольона ознаменовала величайшее достижение Французской академии и заложила основу для развития современной научной египтологии.

В 1820-х годах окрестности Гренобля и Лиона, где жил Шампольон, — были не только прибежищем республиканцев и бонапартистов, противостоявших монархии, но также центром многих оригинальных масонских движений, особенно связанных с «египетским» масонством, существовавшим в Лионе благодаря усилиям Калиостро.[1488] Известно, что Шампольон и особенно его старший брат Жак-Жозеф были бонапартистами, как и большинство их друзей, многие из которых также были членами масонских лож.[1489] Поэтому встает вопрос: являлся ли сам Шампольон членом братства, а точнее, одной из «египетских» лож? В наши дни некоторые масонские историки называют Шампольона «знаменитым франкмасоном», но этому нет письменных доказательств.[1490]

Шампольон и его брат одно время находились под подозрением в политической агитации, а в 1816 году даже были помещены под домашний арест в Фижаке. Утверждается, что они заручились поддержкой влиятельного премьер-министра Дека — зеса, который распорядился освободить их и помог братьям вернуться в Гренобль в 1817 году.[1491]

Деказес, как мы помним, впоследствии стал командором Верховного Совета Тридцать Третьей Степени и одним из первых почетных членов ложи Ордена Мицраима.[1492] Позже другой видный государственный деятель, герцог Блакас, стал покровителем и защитником Шампольона.[1493] Как ни странно, Блакас был ультрароялистом и фаворитом Людовика XVIII и Карла X. С 1815 года он служил французским послом в Неапольском королевстве, которое тогда было одним из центров «египетского» масонства. Отметим также, что существовали любопытные связи между Шампольоном и некоторыми известными адептами этих «неоегипетских» масонских групп.

Шампольон был противником Александра Ленуара, ревностного франкмасона, адепта «Философского Шотландского Обряда»[1494] и «посвященного культа Исиды»,[1495] который в 1808 году опубликовал книгу под названием «Новое объяснение иероглифов». Когда Шампольон приступил к своей работе над египетскими иероглифами, он снисходительно назвал Ленуара «гусенком» (ип oisori) и сказал, что уважает его лишь за то, что Ленуар находится «на хорошем счету» у императрицы Жозефины.[1496] В 1814 году Ленуар опубликовал книгу под названием «Об истинном происхождении франкмасонства», в которой связал происхождение братства с культом Исиды. Возможно, это объясняет, почему Ленуар, по язвительному замечанию Шампольона, находился на хорошем счету у Жозефины.

Весьма интересна связь Шампольона с греко-итальянской красавицей из Ливорно Анжеликой Палли, в которую он влюбился во время научной поездки в Италию в 1826 году. Ливорно, расположенный на Средиземноморском побережье неподалеку от Пизы, был главным портом флорентийского рода Медичи, который, как мы видели в главе 8, сыграл огромную роль в «герметическом ренессансе». Поэтесса и писательница, Анжелика Палли была хорошо знакома с герметической литературой и произведениями неоплатоников. Ее ум и красота произвели глубокое впечатление на Шампольона, который впоследствии писал своему другу, аббату Газера: «Я благодарю великого Амона-Ра за встречу с ней». В свою очередь она с восхищением отзывалась о его «философии», насыщенной «египетскими доктринами из того же плодотворного источника, из которого черпали Платон и Пифагор».