Власть проклятия - [2]

— Ну, как это — зачем?! — в свою очередь удивился детина. — Вот с меня, например, матрицу снимали в полицейской школе. А может быть, я не хочу, чтобы меня там оживляли? Может быть, я хочу где-нибудь на Эльрийском курорте воскреснуть?

— На курорте! — фыркнул холеный. — С твоей-то рожей — только на курорт!

Рябой детина смолк, задумавшись о чем-то своем. Было видно, что занятие это — думать — для него непривычно. Казалось, даже слышно стало, как тихонько стучат в его голове какие-то примитивные мысли — словно перестук крошечных металлических шариков. Холеный насмешливо глянул на рябого, потом слегка толкнул сержанта локтем и указал глазами на их товарища. Сержант покосился, удрученно качнул головой и хмыкнул.

— Ты радуйся, — проворчал он, — что матрицу с тебя снимали не на нашем айттере. А то добывать бы тебе уран во веки вечные. Всю жизнь. И все остальные жизни, после каждого воскрешения…

— А помните, — опять оживился детина, — того, из прошлой партии? Здорово кричал, правда?

Сержант хотел что-то ответить ему, но тут вернулся рядовой Кальдис, ведя заключенного. Того пошатывало — после процедуры снятия матрицы у каждого хоть немного кружилась голова.

Сержант глянул в личное дело и плотоядно усмехнулся. В графе «адрес айттера» теперь значилось: «первая планета Тарса… урановые рудники, седьмой квартал».

— Рядовой Кальдис! — бодро приказал сержант. — Снять матрицы с остальных! И в шахты их! Живо!..

Затем сержант медленно поднялся, подошел к заключенному и встал перед ним, заложив руки за спину и медленно покачиваясь с носков на пятки.

— Теперь ты — раб! — усмехнулся сержант. — Твоя матрица зафиксирована на нашем айттере. И если ты умрешь, то оживешь именно у нас. Так что урановые рудники — это все, что тебе предстоит наблюдать целую вечность. А умирать тебе придется часто. И очень интересными способами. У нас вообще никто не умирает редко и своей смертью или от облучения. Потому что каждый из подонков, оказавшихся тут, с самого начала должен понять, кто есть кто. Кто мы, а кто вы. Мы — охрана. Те, кому Император доверил наблюдение за порядком на рудниках. А вы… Вы — никто. Ты понял меня?

Заключенный кивнул.

— Так вот… — Сержант вдруг почувствовал себя неуверенно — ему никак не удавалось разглядеть в глазах стоявшего перед ним человека привычного страха. — Так вот, первое, что тебе надлежит запомнить, это то, что тут не курорт, тут — каторга. Ты понял меня? Ка-тор-га-а-а!!! — протянул сержант, приближая свое лицо к лицу заключенного. — И планета эта называется Тарс, а не Эльри или там ещё как-нибудь… Каторга, а не курорт, — снова повторил он и на миг задумался. Словно бы и сам усомнился, а правда ли тут не Эльрийский курорт?

— Я запомнил, — согласился заключенный.

Молниеносным движением сержант нанес ему короткий удар в живот, от которого заключенный согнулся пополам, пошатнулся и хрипло закашлялся.

— Второе, что тебе надлежит запомнить, — спокойно продолжал сержант, — это то, что ты не должен раскрывать свою пасть. Даже когда тебя станут бить. А бить тебя будут часто. День, когда этого не произойдет, ты должен будешь считать праздником. А праздники на Тарсе-1 большая редкость. Ты понял?

Заключенный выпрямился и кивнул. Его сильно шатало, глаза покраснели, на губе выступила капелька крови.

— А когда мы тебя забьем насмерть, — говорил сержант, — ты должен быть благодарен, что это произойдет быстро. Относительно быстро, разумеется, — добавил он. — Потому что неблагодарные рабы всегда получают хороший урок сразу же после оживления. Ты понял?

Заключенный кивнул.

— Хватит уже ему мораль читать! — проворчал детина, подходя к заключенному.

Сержант хмуро посмотрел на детину и снова перевел взгляд на заключенного. Он все еще испытывал чувство неуверенности. Словно держишь в руках парализатор «Уж-игла», заряженный смертельным ядом. И знаешь вроде, что противнику никуда не деться, а все равно не по себе, все равно свербит мысль, что вместо яда в иглах обычная, относительно безвредная жидкость, способная лишь обездвижить на время. Так же и с этим заключенным…

— Наши имена тебе знать незачем, — сказал сержант. — Потому что ты никогда не будешь обращаться к нам по имени. Единственное, что тебе надлежит запомнить, это то, что мы — охрана. Крепко запомнить, навсегда. Ты понял?

— Я запомню, — хрипло произнес заключенный.

Сержант взмахнул рукой, но кулак его не достиг цели. Заключенный перехватил руку сержанта, сжал ее, дернул на себя и вывернул. Сержант испытал невыносимую вспышку боли и услышал, как хрустнула кость в локтевом суставе.

— Я запомню, — повторил заключенный. — И я обязательно вернусь сюда. И тогда уже умирать будешь ты. Часто и медленно…

Худощавый неожиданно возник за спиной заключенного, но тот резко пнул назад ногой и худощавый с визгом рухнул на колени.

— Это касается всех троих, — добавил заключенный, отталкивая от себя сержанта и нанося удар оторопевшему и потому совершенно не сопротивляющемуся детине.

Детина, казалось, этого удара даже и не почувствовал. Он ошалело посмотрел на заключенного и растерянно произнес:

— Ну, теперь тебе конец!..