Власть приоритетов - [4]

– Зажигалка очень хорошая, «Зиппо», – ни к кому не обращаясь, констатировал он.

Шапиро нервно сглотнул, а потом, не сводя ненавидящего взгляда с руки приятеля, прошипел в сторону Кондратьева:

– Ты вот что, Лёша, э… давай, позови своих, э… сотрудников, э… которые с Августом, э… беседовали… Пусть они извинятся…

– Что сделают? – от удивления Кондратьев стал похож на гоголевского городничего в финальной сцене. – Извинятся?

– Да, – взвизгнул Шапиро, – именно извинятся… Да не стой ты, как дуб вековой, соображай быстрее, мать твою!

– Фильтруй базар, Саша! – зло ответил Кондратьев. Потом дёрнул уголком рта и покачал головой. – Надо же… извинятся! Ладно, ты сам этого захотел, – уже спокойнее произнёс он, обращаясь к Золотову.

Август, ничего не ответив, только улыбнулся Кондратьеву. Тот вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Шапиро, вновь обречённо махнув рукой, пробормотал некстати:

– Вот жара-то, – после чего налил себе воды в стакан из стоявшей на маленьком столике бутылки. Выпил, утёр со лба пот, выступивший несмотря на прохладу в комнате, и, не глядя на Золотова, ещё раз произнёс:

– Всё-таки ты мудак, Золотов!

Август, не обращая внимания на Шапиро, принялся молча выкладывать из сумки пачки и складывать их на пол. Делал он это медленно, не торопясь, аккуратно укладывая их в стопки и насвистывая что-то весьма легкомысленное. Александр Геннадьевич таращился на непонятные ему действия, пытаясь хоть как-нибудь объяснить себе происходящее.

Через каких-то несколько минут дверь распахнулась и в неё буквально влетели те двое молодцов, которые так убедительно разговаривали с Золотовым третьего дня. За ними виднелось ухмыляющееся лицо Кондратьева.

– Ты чё, терпила, рамсы попутал! – на высоких нотах начал привычный для него наезд один из вошедших и уже было шагнул к склонившемуся над сумкой Августу, как вдруг резко остановился, будто налетев на невидимую стену. И было из-за чего! В руках поднявшегося от сумки Золотова неприятным чёрным сверкнул маленький, но очень мощный помповик.

– Нет, не попутал, – спокойно ответил Август, и в тот же момент в комнате раздались грохот, скрежет передёргиваемого затвора, ещё раз грохот и ещё раз лязг затвора, и ещё раз грохот. Так повторилось несколько раз, пока, наконец, в воздухе, мгновенно наполнившемся пороховой гарью, не повисла тягучая тишина, изредка прерываемая стоном откинутого к двери трясущегося в агонии Кондратьева. Двух других также откинуло, и они упали почти друг на друга, друг к другу лицом. Из-под этого живописного штабеля тел медленно вытекала кровь, широким потоком направлявшаяся к столу банкира. Сам же хозяин кабинета так и остался стоять у стола, как будто на него напал паралич, и только его выпученные глаза и судорожно облизывающий рот язык показывали, что он всё ещё жив. Из коридора раздались крики, зазвенел звонок, послышался топот ног. Золотов молча перешагнул через тела поверженных собирателей долгов, высунул ствол в дверь и, приподняв его к потолку, выстрелил. Это подействовало, крики и топот сразу утихли.

– Внимание всем сотрудникам банка! Ваш управляющий захвачен мною в качестве заложника! Если вы не будете делать глупостей, то больше никто не пострадает, даже он! Переговоры буду вести только с ментами! Всё! – ещё один выстрел должен был убедить слушателей в серьёзности намерений оратора.

Август спокойно закрыл дверь на замок, потом проверил, закрыты ли все жалюзи на окнах, затем подошёл к сумке и так же спокойно принялся вкладывать патроны, доставаемые им из сумки, в помповик. Шапиро так и стоял, не в силах сделать ни одного движения, всё так же напоминая глубоководную рыбу или, если точнее, большую жабу.

– Будем считать, – наклонив голову набок, задумчиво произнёс Золотов, – что я их извинил. Теперь с тобой… – он подошёл к банкиру, посмотрел на него внимательно, не торопясь взял бутылку с водой, налил в стакан и так же, никуда не спеша, выплеснул этот стакан в красное лицо Саши. Тот сразу же перестал облизывать рот, глаза втянулись в глазницы, и в них появилось осмысленное выражение. Но одновременно со смыслом из глаз выплеснулся дикий ужас, а потом, несколько неожиданно для Золотова, под банкиром образовалась небольшая лужица с характерным запахом. Шапиро посмотрел вниз, себе на брюки, точнее, постарался посмотреть, так как обзор закрывало объёмистое брюхо. Поняв всю бесполезность этого занятия, он тихонько, стараясь не делать лишних движений, обошёл вокруг стола и сел в своё любимое кресло, выполненное по специальному заказу – с учётом выдающейся фигуры заказчика. Под внимательным взглядом Золотова он несколько раз передвинул по столу статуэтку какой-то, то ли греческой, то ли римской, тётеньки, а потом хрипло спросил:

– И что теперь?

– Теперь? Ну, во-первых, я перед тобой извинюсь за то, что немного обманул тебя. Это, – он показал ружьём в сторону разбросанных пачек, – не совсем деньги. Точнее, совсем не деньги. Бумага. Так что извини. Да, и за беспорядок в твоём кабинете тоже хочу извиниться. Так уж получилось. Но! Ничего личного, это просто бизнес.

Август сел на диван, положив ружьё так, чтобы оно смотрело в сторону Александра. Тот дёрнул уголком рта, но ничего не сказал.