Власть и рынок: государство и экономика - [5]

источника (канала) преступлений и агрессии, никакого государственного аппарата, контроль за которым предоставляет гарантированную монополию на посягательства против личности и собственности. В том случае, когда существует государство, действительно существует такой встроенный канал, а именно принудительная власть налогообложения и обязательная монополия насильственной защиты. В обществе, полностью устроенном на принципах свободного рынка, предполагаемая криминальная полиция или судебная корпорация обнаружили бы, что захватить власть очень трудно, поскольку там не было бы организованного государственного аппарата, которым можно завладеть и использовать как средство господства. Создать такое средство de novo[10] очень трудно и, на самом деле, почти невозможно; исторически правителям потребовались столетия для создания работоспособного государственного аппарата. Кроме того, полностью основанное на свободном рынке, безгосударственное общество содержало бы внутри себя систему встроенных «сдержек и противовесов», которая делала бы почти невозможным успех такого организованного преступления. Идет много разговоров о «сдержках и противовесах» в американской системе, но они вряд ли вообще могут считаться сдержками, так как каждый из таких институтов является органом центрального правительства и в конечном счете — правящей партии этого правительства. «Сдержки и противовесы» в безгосударственном обществе заключаются именно в самом свободном рынке, т. е. наличии свободно конкурирующих полицейских и судебных агентств, которые легко можно было бы мобилизовать для прекращения деятельности любого незаконного агентства.

Это верно, что не может быть полной гарантии того, что чисто рыночное общество не станет жертвой организованной преступности. Однако это понятие гораздо более работоспособно, чем поистине утопическая идея строго ограниченного правительства, идея, которая никогда не работала в истории. И понятно почему, ибо встроенная монополия государства на агрессию и присущее ему отсутствие сдержек свободного рынка позволяет государству легко разрывать любые сдерживающие ограничения, которые пытаются на него наложить люди с хорошими намерениями. В конце концов самое худшее, что могло бы произойти, — это восстановление государства. И поскольку государство — это то, что мы имеем сейчас, постольку любое экспериментирование с безгосударственным обществом не приведет ни к каким потерям, но даст все выгоды.

Многие экономисты возражают против предоставляемой рынком защиты на том основании, что защита относится к категории так называемых коллективных благ, которые могут предоставляться только государством. Эта ошибочная теория опровергнута в другом месте[11]. Двое из весьма немногочисленных экономистов, которые допускают возможность чисто рыночной защиты, написали: «Тогда, если бы индивидуумы хотели платить достаточно высокую цену, защита, общее образование, отдых, армия, военно — морской флот, полицейские управления, школы и парки могли бы предоставляться посредством частной инициативы, так же как продовольствие, одежда и автомобили»[12].

На самом деле Хантер и Аллен сильно недооценивают степень применимости частной деятельности при предоставлении этих услуг, так как обязательная монополия, извлекающая свои доходы благодаря скорее возведенному в закон принуждению, чем добровольным платежам клиентов, обречена на то, чтобы быть несравненно менее эффективной, чем предоставление указанных услуг свободно конкурирующими частными предприятиями. Заплаченной «ценой» была бы скорее огромная выгода для общества и потребителей, чем навязанные дополнительные издержки.

Таким образом, подлинно свободный рынок абсолютно несовместим с наличием государства, института, позволяющего себе «защищать» личность и собственность при одновременном собственном существовании за счет одностороннего насилия над частной собственностью, именуемого «налогообложением». На свободном рынке защита от насилия была бы такой же услугой, как и любая другая, которую можно получить от свободно конкурирующих частных организаций. Какие бы проблемы ни оставались в этой области, они легко могли бы быть решены на практике в ходе рыночного процесса, того самого процесса, который решил бесчисленные и гораздо более запутанные организационные проблемы. Те сторонники laissez faire — экономисты и писатели, прошлые и нынешние, — которые внезапно останавливаются на невероятно утопическом идеале «ограниченного» правительства, впадают в серьезное внутреннее противоречие. Это противоречие идеологии laissez faire ясно показал британский политический философ Оберон Герберт: «A должен заставлять B сотрудничать с ним, либо B должен заставлять A; однако в любом случае сотрудничество не может быть гарантировано, как нам говорят, если в течение всего времени одна сторона не будет заставлять другую сторону образовывать государство. Очень хорошо; но в таком случае что стало с нашей системой индивидуализма? A сумел схватить B, или B — A, и принудил его участвовать в системе, которую тот не одобряет, выжимает из него услуги и платежи, которые он не желает предоставлять, фактически стал его хозяином — что это, как не социализм в уменьшенном масштабе? … В таком случае, будучи убежденным в том, что мнение каждого индивидуума, который не проявляет агрессии в отношении своих соседей, является верховным по отношению к его действиям и это тот фундамент, на котором зиждется индивидуализм, я отрицаю то, что