Владыка вод - [3]

И сломалось тут у Скуп-сына кормовое весло, и понесли его волны безрассудного гнева. Кричал он что-то несвязное, навроде — ходят тут разные, покупать не покупают, грязь таскают только, а время что — дармовое? Еще — идите отсюда, закрыта лавка — не видите? Не знаете, что ли — отец у меня помер, торговать три дня не положено! И еще что-то кричал, руками махал безобразно и лицом дергался.

Старики сначала удивились, потом у Смела в горле заклекотало, а Сметлив оттопырил слюнявую губу и поднял нравоучительно указательный палец. Но их опередил Верен, который как будто вдруг протрезвел. Он сказал негромко: «Пошли отсюда».

Первое, что сделал Скуп-сын, закрыв лавку — послал мать к Дюжу со жбанчиком. И долго сидел за столом один, мрачно опустошая кружку за кружкой. Примерно после четвертой на душе полегчало. Не то, чтобы совсем отпустило, но залила, заровняла ячменная брага выбоины на широкой дороге его надежд. И вот, когда вернулась к лавочнику способность соображать здраво, вдруг вспомнил он, что не просто так шлялись к нему старые, а — за колечком. За тем самым, которое нашел он в железном шкафу. Странно. Хотя бы потому странно, что Сметлива обычно очень трудно оторвать от табурета — целыми днями сиднем сидит, а Верена выковырнуть из бражной — совсем невозможное дело. Тут же — на тебе, сбежались. Не-ет, что-то с этим колечком не так. Да и отец тоже… Скуп-сын подумал еще, тряхнул головой, встал. Сходил за кольцом и, прихватив с собою жбанчик, направился в отцову комнату.

Здесь он запалил свечу, глянул в угол, где нежно белело в блюдце свежее молоко, и принялся рассматривать кольцо, поднеся его к самому огню. И вскоре заметил, что на внешней стороне ободка напротив камня стоит необычное клеймо: то ли трезубец, то ли корона — словом, знак Владыки Вода, каким изображают его на морских картах. Ясно, ясно, — подумал Скуп-сын, хотя сам пока не понял, что же ему стало ясно. И подскочил вдруг: да что же тут неясного? Колечко-то — непростое! И не успел он еще додумать, как мысль эта раздробилась на множество других, очень важных, очень неотложных, и все они закопошились в его рыжей голове клубком червей, так, что зачесалась макушка.

Сдержав волнение, Скуп-сын отложил кольцо и достал из ящика пачку бумаг — отвлечься. Попробовал читать, но кольцо притягивало, не отпускало. Он опять взял его и примерил на руку. Узенький ободок с трудом влез на левый мизинец. Успокоившись на этом, Скуп-сын вернулся к бумагам.

Первой попалась расписка соседской старухи. Составлено по всем правилам, внизу — отпечаток измазанного копотью пальца. Взяла в долг двадцать монет, обязалась вернуть двадцать пять. Где ты их возьмешь, — подумалось вдруг лавочнику. — Небось, понадеялась, что внучек твой единственный объявится. А он как ушел в город — так и сгинул. И вряд ли уже вернется. Порвать, что ли?.. Скуп-сын с сомнением повертел бумажку в руках, но тут же спохватился: э-э, нет, стой! Что это с ним? Настоящий хозяин так не делает… Он, уже не углубляясь, стал листать другие расписки, купчие, закладные, но кольцо, видимо, с непривычки, мешало: цеплялось за бумаги, одна из них чуть не порвалась вовсе. Тогда лавочник снял кольцо, положил в шкатулку и поставил ее на прежнее место в шкаф, после чего тщательно замкнул дверцу ключом с хитроумной бородкой.

Потом сел к столу, задумался, неотрывно глядя на свечу и прихлебывая ячменную брагу. Не в бумагах, нет, не в бумагах сейчас было главное. Главное было в другом, и требовалось теперь же, не сходя с места, это главное отыскать, понять или вспомнить. И стало кое-что вспоминаться.

…Только шепотом, на ухо и вне всяких стен, чтобы не услышал случайно норик, передавали друг другу лавочники заветный толк о кольце Генерала Гора. Точно никто ничего не знал, но говорили… Говорили, например, что лавочник, завладевший им, не знал бы себе равных в удаче: всякая сделка — к выгоде, любая затея — к прибыли. Узнать это кольцо можно по знаку на ободке — снежинка выдавлена. Но добыть его почти невозможно: верная гибель. Поминали при этом какую-то невесту и камни вдоль дороги через перевал Белых Башен. И еще опасались почему-то нориков.

Почти невозможно… Это «почти» и мучило, и лишало покоя лавочников. Раз «почти» — значит, все-таки, можно? Да, кольцо… Знак на нем, конечно, не тот: вместо снежинки Генерала Гора — трезубец Владыки Вода. Но одно другого стоит. И что, если… Да нет, не выйдет. Хотя… а вдруг? Э-э, да все равно старых наказать надо — пусть знают, хвосты собачьи, и вонюк этот…

Свеча горела ровно, не мигая в наглухо закупоренной комнате. Скуп-сын, задумавшись, не двигался, и только черная тень его от прогорающей свечи становилась на задней стене все выше.

Сойдя с крыльца лавки, Смел и Верен остановились подождать задыхающегося Сметлива. Они слышали, как за ними с грохотом захлопнулась дверь, как лязгнул тяжелый засов. Быстро вспыхивающий и быстро остывающий Смел оглянулся: «Что это ш ним?» — «С кем?» — «Да ш лавочником…» — «Отца проводил.»

Помолчали. Опять начал беззубый Смел: «А что, Верен, не жря я тебя пожвал?» Верен не ответил. За него отозвался Сметлив: «Напрасно ты, Смел, так уверен… — хр-р… их-х! — что это то самое кольцо.» — «То шамое, — загорячился Смел, пристукнув палкой по плотному песку. — Шкажи, Верен!» Верен кивнул и проговорил задумчиво: «Оно…» — «Да ты же его… — хр-р… их-х! — и не видел почти», — Сметлив недоверчиво поджал губы. «Оно», — вздохнул Верен, словно извиняясь. Мол, что я могу поделать?