Владыка ночи - [28]

Монах закончил рассказ, и некоторое время они сидели молча. Затем девушка произнесла:

— Значит, я тринадцатая дочь мертвого тирана. А что стало с городом Зоядом?

— Зояд восстановлен из руин.

— Кто же правит во дворце тирана?

— Король, сын одного из шестнадцати королей, восставших против Зорашада.

— Королевский сын, — пробормотала она. — Сдается мне, что тот человек, который разговаривал со мной сегодня, один из них. Может, это и был тот, кто здесь правит?

На это монах ничего не ответил.

Дочь Зорашада изменилась, да иначе и быть не могло. Жизнь ее по-прежнему оставалась спокойной, она по-прежнему помогала монаху и никогда больше не говорила о своей боли. Но ее непосредственность и жизнерадостность исчезли. Когда она смотрела на что-нибудь красивое — например, на лист дерева, на грациозного дикого зверя, на небо, — глаза ее становились пустыми, и в них светился лишь странный неутоленный голод. И даже тогда, когда над землей поднималась луна, лицо девушки больше не выражало ни обожания, ни восхищения. Когда времена года меняли цвет лесам и холмам, она лишь отмечала: «пришла зима» или «наступило лето». И ничего больше. Теперь девушка носила маску из материи, которая скрывала ее лицо, оставляя открытыми лишь брови и глаза, и надевала перчатки на свои искалеченные, но ловкие руки.

Когда умер старый монах, вместе с ним умерла и часть души дочери Зорашада. Девушка потеряла цель в жизни. Монах спокойно ушел из мира, а она осталась жить со своей болью. Она поплакала на его бездыханной груди, похоронила его, а потом долго безмолвно стояла в одиночестве у его могилы.

В течение нескольких месяцев после его смерти почти никто не приходил к пещере с просьбой об излечении. Наведывались лишь жители отдаленных деревень. В день похорон на склон холма пришла женщина с больным младенцем на руках. Навстречу ей вышла странная девушка в маске, с огненно-рыжими волосами. Увидев ее, женщина отскочила, вскричав:

— Нет, нет, не ты, где монах?

— Он умер. Но я унаследовала его познания… и чувство долга, — добавила девушка, поскольку сострадания почти не осталось в ее душе. — Это ребенок? Я могу помочь ему…

Но она интуитивно поняла, с кем имеет дело. Сквозь маску, невзирая на тихий голос, женщина почувствовала уродство и горькое недружелюбие девушки. Она вскинула руку, словно защищаясь, и убежала. Это происшествие нанесло дочери Зорашада новую рану, еще больше разбередив старую. Не то чтобы она почувствовала отвращение к себе, скорее поняла, как ей не хватает монаха.

Дочери Зорашада исполнилось шестнадцать лет. Осень подошла к концу. Наступила зима.

Девушка по-прежнему жила в пещере. Даже звери не приходили к ней, словно забыв сюда дорогу. Лишь тоска и одиночество не покидали ее, а вместе с ними родилась злость, неожиданная, смертельная.

Каждую ночь девушка видела один и тот же сон. Она видела своего отца, Зорашада, в черных доспехах, скачущего по громадному городу, крыши дворцов и храмов которого пожирало пламя. Со временем сон менялся, медленно и постепенно. Сначала она скакала рядом с отцом в царской одежде, держа перед своим искалеченным лицом прекрасную фарфоровую маску, настолько красивую и естественную, что каждому казалось, будто это ее собственное лицо. Потом, когда пришло время жестоких зимних ночей, превратив тростники у берегов пруда в нефритовые и стеклянные копья, ее сны стали более холодными и жестокими. Теперь она сама скакала на коне Зорашада, закованная в железо и в железной маске, с большой диадемой в волосах. Она царствовала в Зояде и правила шестнадцатью вассальными городами, как правил ими ее отец. Ее звали Зораяс, она была дочерью короля, а теперь сама стала королевой и императрицей. Пленники, закованные в цепи, шли за ее колесницей, и среди них — молодой король, который когда-то жестоко посмеялся над ней. И люди, гладя на нее, шептались о том, какая красота скрыта под маской. Они думали, Зораяс настолько прекрасна, что, если снимет маску, ее удивительная красота поразит всех, словно молния.

Однажды ночью, очнувшись от этих великолепных и одновременно мучительных фантазий, она выскочила из пещеры и громко закричала.

— Что же мне делать? — воскликнула она, ложась на землю и прижимаясь к ней ухом, будто желая услышать ответ.

И он не заставил себя ждать. Казалось, он пришел из-под земли или, возможно, из Нижнего Мира. Девушка увидела перед собой ряд запертых дверей. В некоторые из них были вставлены ключи, словно ожидая, чтобы их повернули в замках. Ключи же от других дверей лежали в тени, сваленные в большую кучу. Эти двери открывали путь туда, куда монах запрещал ей заглядывать. И до сегодняшнего дня она действительно никогда не думала о том, чтобы нарушить запрет.

Дочь Зорашада выбросила из головы возникший образ и вернулась в пещеру, ставшую холоднее самой холодной ночи.

Утром снаружи пещеры раздался голос, взывавший о помощи. Девушка проснулась. Обычно она проявляла сдержанность, но на этот раз на сердце у нее потеплело. Кто-то знал, что она живет здесь и когда-то была помощницей монаха. Кто-то нуждался в ее доброте, молил о ней.

Ей так хотелось стать полезной и необходимой! Казалось, голос был подарком судьбы.