Владыка Асгарда - [2]

Голос Лели был подстать ее внешности, и пока этот журчащий ручеек лился в уши Таксака, царь Сарматии стоял одеревеневшим истуканом к немалому смущению своих беков. Все-таки сын благородного Аркасая был не зеленым юнцом, а много чего повидавшем мужчиной. Но недаром же говорят, что женская красота способна парализовать волю даже самых мудрых людей. Или вдохновить их на поступки, которые в здравом уме и твердой памяти они никогда бы не совершили. Сарматские бояре очень опасались, как бы влюбленный царь Таксак не наделал глупостей. И не надавал бы Волоху обещаний, за которые потом придется расплачиваться большой кровью.

Умопомрачение владык порой дорого обходится их подданным.

– За твое здоровье, благородный Таксак, – громко провозгласил князь Волох, поднимая кубок, и тем самым вывел влюбленного сармата из оцепенения.

Ответную речь от имени гостей держал первый ближник Таксака бек Буняк, человек хоть и не блещущий красотой, но донельзя велеречивый. Своими похвалами по адресу князя Волоха, князя Хорса, княгини Лели и биармских бояр, собравшихся за столом, он довел всех едва ли не до полного изнеможения. И только пинок в голень, нанесенный краснобаю беком Едигеем, заставил Буняка завершить свою затянувшуюся здравницу. Далее пир пошел обычным рядом. Биармцы, сарматы и сколоты очень быстро нашли общий язык, благо и тем, и другим, и третьим было кого проклинать и на кого жаловаться. Особенно усердствовал сколотский боярин Облога, муж далеко уже немолодой и желчный. По его словам выходило, что белый свет еще не видывал тирана более алчного и жестокого, чем каган Яртур. И хотя далеко не все в словах Облоги было правдой, бояре и беки, сидевшие за пиршественным столом, сошлись во мнении, что нынешний владыка Асгарда превзошел в своеволии своих предшественников.

– Парсов он, однако, разгромил, – счел нужным заступиться за кагана Едигей. – По слухам, царь Кир после проигранной войны умер от огорчения.

– Да какое нам дело до парсов с их царем! – возмутился боярин Облога. – Где та Парсия, а где мы?! Себерию Яртур под себя подгреб? Подгреб! У Сарматии треть земли отхватил?

Отхватил! Законного наследника Велемудра княжича Стояна извел? Извел! И теперь в Ашугии сидит пьяница Буслав, целиком зависящий от кагана.

– Буслав тоже сын Велемудра, – не захотел сдаваться Едигей.

– Младший сын! – взвился боярин Облога. – А такого прежде не было, бояре и беки, чтобы младший поперед старших на стол восходил.

Положим, случалось всякое, и не только в Ашугии, но и в Сарматии. Тот же Таксак на царский стол пролез бочком. Но, разумеется, вслух об этом никто даже не заикнулся. Все же ума еще не пропили бояре и беки, чтобы такими словами кидаться.

– Ты, боярин Облога, кричишь на меня, словно я Яртуру отец родной, – возмутился Едигей, – а я ему даже не свойственник.

И кто, спрашивается, тысячника за язык тянул. Да еще за столом в замке Кремник. Да еще в присутствии князя Волоха, который как раз приложил-таки усилия к появлению на свет этого самого Яртура. Чтоб ему пусто было. Но, к счастью, князь Биармии, занятый разговором с царем Таксаком, слова захмелевшего сармата пропустил мимо ушей. – Думай, что говоришь! – сердито прошипел на соседа Буняк. – Нашел, кого защищать. – Да разве я его защищаю? – удивился Едигей. – Просто к слову пришлось. Ты мне лучше скажи, боярин Облога, что за дородная боярыня выходила к нам вместе с княгиней Лелей?

Вроде лицо знакомое, а припомнить не могу.

– Так ведь это Злата, дочь покойного князя Велемудра, – неохотно отозвался обиженный сколот.

Едигей и Буняк переглянулись. Так вот почему боярин помянул недобрым словом князя Ашугии Буслава! Помянул, между прочим, по делу, ибо тот Буслав иного к себе отношения и не заслуживал. Но это, разумеется, еще не повод, чтобы сарматы ни с того, ни с сего стали бить ноги за чужой интерес. Покойному князю Велемудру вообще не повезло с детьми, надо это признать. Про ту же княжну Злату чего только добрые люди не болтали. И нельзя сказать, что злословили. Сначала она родила дочку от Яртура, числившегося в ту пору сколотским княжичем. А с сыном Златы Божидаром и вовсе вышла незадача. Волхвы и те не сразу определились, за чьим родом его считать. По перву думали, что – за Ратмировым. Но княжну Злату такой расклад не устроил. Ибо быть сыном изгоя – радость невелика. И тут, к удивлению многих, дочь Велемудра объявила отцом своего ненаглядного Божидара асского боярина Бутуя. Бутуй, надо отдать ему должное, от сына отказываться не стал. А уж от души признал или слукавил, тут у присутствующих в замке Кремень бояр и беков полного согласия не было. Иные, как биармский боярин Сипяга, полагали, что Бутуй слукавил из угождения Яртуру, коему законный наследник изгнанного княжича Ратмира стал бы костью в горле, другие, и в их числе боярин Облога и бек Едигей, утверждали, что Бутуй не посмел бы обмануть волхвов Перуна, да еще и в храме, пред ликом Ударяющего бога.

– Бутуев это сын, а не Ратмиров, – опять ринулся в спор неугомонный боярин Облога. – Да разве ж волхвы позволили бы сыну изгоя с черной кровью стать витязем Асгарда. А того Божидара пытали пред священным камнем, я это собственными глазами видел, бояре. И бог Перун его кровь не отринул.