Владычица снов. Книга 1 - [49]

На самом деле Гален уже пару раз воспользовался подсказками зрителей, хотя и исключительно в целях маскировки. Получив от Ребекки известие о том, какой ход нужно сделать, он «засыпал» над доской, пока кто-нибудь из зевак не выкрикивал то же самое, и только тогда игрок, словно впервые улавливал нужный ход.

— Так как, говоришь, мне нужно пойти?

Зевака повторял подсказку, Гален вновь брал определенную паузу, якобы на размышление, после чего соглашался:

— Ладно. Попробую.

Ребекка по достоинству оценила его выдумку, правда, времени порадоваться этому как следует у нее не было. Игра вошла в критическую стадию — и теперь малейшее ослабление внимания со стороны самой Ребекки могло принести самые катастрофические результаты. Сейчас она дожидалась очередного хода своего противника. Ей и самой было жарко и душно в тяжелом платье.

— Ладья аш-четыре на же-четыре, — приказал своей фигуре Крэнн. — Шаг налево, болван, — раздраженно добавил он, когда названная фигура и не подумала сдвинуться с места.

«Он подставляет ладью под бой моему „монаху“, — подумала Ребекка. — Это что, ловушка?» Но как она ни вдумывалась в позицию, никакого подвоха заметить не смогла, поэтому, переглянувшись с Эмер, решила, что пришла пора Галену заиграть немного поагрессивнее. Она вдруг принялась прихорашиваться: поправила накладку на правом плече, огладила левой рукой талию. Потом поправила на голове корону. Гален издал радостный крик.

— Хватай башню! — заорал он. — Хватай башню! Эй ты, «монах», давай бери ее поживее!

Тот, кто играл белого «монаха», сообразил, чего от него ждут, и через всю доску двинулся по диагонали к черной ладье. Его остановил яростный крик Крэнна:

— Так не ходят! Он на другой диагонали!

Поскольку это было очевидной ложью, послышался хор недоуменных и возмущенных голосов.

— Ладья стоит не там, где нужно, — уверенно заявил Крэнн. — Я сказал: на два шага влево, болван!

Купец, исполнявший роль попавшей под удар черной ладьи, посмотрел сперва на Крэнна, потом на Тарранта. Не получив никаких разъяснений, он перешел с поля же-четыре на эф-четыре и вышел тем самым из-под удара. Белый «монах», сильно сконфузившись, вернулся на прежнее место. Толпа негодующе взревела, послышались оскорбления и насмешки. Ребекка, подняв голову, посмотрела на Тарранта, однако королевский посланник предпочел не заметить столь очевидного нарушения правил.

«Он ему подыгрывает!» Ребекка с ужасом поняла, что сегодня против нее сражается, возможно, не только Крэнн. Что ж, по крайней мере, поднявшийся шум даст ей время и возможность как следует продумать очередной ход. Она переглянулась с Эмер, вновь поправила накладку на правом плече, вытерла пот со лба. Когда она занялась второй накладкой, то обнаружила, что Таррант не спускает с нее глаз, и душа у нее ушла в пятки, потому что ей показалось, что их обман вот-вот будет разоблачен. Она отвернулась от королевского посланника, но в последнее мгновение успела заметить, как тот обменивается какими-то знаками со своим помощником Пайком. «Что, собственно говоря, происходит? Или он уже в курсе дела?»

— И все равно ты, — тем временем «решил» Гален. — «Монах». В ту же самую сторону, только всего на два шага.

Человек в белом плаще выполнил приказ. Как и надеялась Ребекка, в ответ на этот ход Крэнн решил взять одного из ее продвинутых вперед пехотинцев. Что, в свою очередь, привело к нескольким разменам, и на этот раз никаких возражений со стороны противника не последовало. Должно быть, ему, как и самой Ребекке, хотелось расчистить доску, убрав с нее несколько фигур и тем самым, упростив ситуацию, и он надеялся на то, что в стремлении к этой цели не натолкнется ни на какие подводные камни. Сбитые с доски фигуры покинули поле и, окружив кресло, в котором сидел судья, принялись перешептываться.

Толпу теперь целиком и полностью захватило разыгрываемое представление. То, что началось как потешная забава, превратилось в самое настоящее состязание — причем такое, в котором, казалось людям, они сами поставили на кон многое. Народный «защитник» превратился в подлинного борца, и большинство зрителей надеялись на то, что он одержит победу, хотя все вроде бы складывалось против него, а его победа могла повлечь за собой самые серьезные последствия. В результате они отчаянно болели за молодого конюха, которому уже удалось продержаться до сих пор и который, что бы там ни говорили, был одним из них, был им всем ровней. В отличие от надменного чужака, с которым он состязался.

И все эти чувства яростно выплеснулись наружу, когда Крэнн вновь нарушил правила. Последним ходом он оставил под шахом собственного короля, так как вместо того, чтобы отступить им, как следовало бы, он настоял на ходе другой фигурой, которым возникшая угроза никак не ликвидировалась. Исполнители ролей живых фигур в результате и сами не знали, что делать, а Крэнн разозлился уже не на шутку; его людям пришлось чуть ли не силой удерживать своего хозяина от того, чтобы он, поднявшись из кресла, не ворвался в игру и не заставил фигуры повиноваться своей воле. Возникла такая заварушка, что партию едва не прервали. И Фарранд, и Бальдемар серьезно встревожились. По всем признакам партия должна была закончиться каким-нибудь безобразием. Пехотинцы с обеих сторон уже вступали в мелкие стычки друг с другом, напряжение стало почти невыносимым, особенно когда Крэнн принялся осыпать участников спектакля, а заодно и весь народ Крайнего Поля, насмешками и оскорблениями, из которых слово «болваны» было еще самым слабым. Отцу, в конце концов, удалось утихомирить наследника, но сделанного было уже не воротить. Теперь едва ли не все зрители, собравшиеся на площади у замковых ворот, отчаянно желали спесивому чужаку поражения.