И тут Бенине как что-то дернуло. А откуда ему знать, что папирус и в самом деле подбросили? Уж не сам ли хитроумный Гвидо нацарапал это послание? Подозрения с новой силой вспыхнули в душе философа. Он вспомнил черную жемчужину и свой кинжал. Странный набор!
Почему ж тогда в том же сапоге не лежал камень Богини Судеб? Да потому, что Гвидо — единственный в этом доме, кто ни демона не понимает в самоцветах. Лал не нужен ему — ему больше пришлась по душе черная жемчужина… Но тут Бенине совсем запутался. Если даже малышу так приглянулась черная жемчужина, зачем он положил ее в сапог Маршалла да еще написал об этом сам себе письмо? Почему не положить ее в свой собственный сапог? И зачем демонстрировать ее Бенино?
Нет, Гвидо никак не укладывался в схему преступления. Надо искать другого убийцу. Философу, в общем, понравилась идея с Заир Шахом. Этот старый астролог так омерзителен, что вполне подойдет для темницы, а потом и топора. К тому же, он свое пожил…
На этой мысли Бенино прервался, ибо ступил в трапезный зал. Здесь уже были: Леонардас, заплаканный и дрожащий, Маршалл, железно-спокойный, с легкой улыбкой на смуглом лице, сердитый и расстроенный Пеппо, Лавиния, бледная, но еще более красивая, чем раньше, и Заир Шах, по обыкновению злобный и еще более страшный, чем раньше. Ламберт, поставив на стол блюдо с маринованной рыбой, тотчас ушел, не в силах смотреть на общество, в котором никогда уже не появится его хозяин.
Усаживаясь, Бенино не преминул укоризненно покачать головой, отчего Пеппо покраснел и опустил глаза: ослушался брата и не стал сидеть в своей комнате в ожидании его. Впрочем, философ отлично понимал мальчика — ему страшно было одному, вот и спустился вниз, к людям.
— Рад видеть вас в полном здравии, друзья. — Голос Гвидо снова был серьезен, даже трагичен, — Но с нами уже нет не только Сервуса, но и Теренцо. Плачь, Лавиния, плачь. Половина горя уходит со слезами, а вторая половина остается в душе навек…
«Интересная мысль», — философ коленкой толкнул под столом ногу брата — Пеппо сметлив и обладает отличной памятью. Он поймет, что нужно Бенино, запомнит и затем передаст в удобное для этого время.
— …И сейчас мы должны объединить усилия, — продолжал между тем Гвидо, — чтобы найти убийцу. Прошу вас, друзья, доверьтесь мне. Я хочу… О, Бенино, так трудно произнести эти слова. Поддержи меня, друг.
— Я поддерживаю, — кивнул философ, чрезвычайно довольный тем, что его назвали другом.
— Благодарность моя не имеет берегов, — церемонно поклонился ему Гвидо. — Так вот, пользуясь поддержкой моего друга Бенино (хитрец, конечно, заметил, что философу понравилось таковое обращение, и не преминул повторить его), я прошу вас всех довериться мне и разрешить осмотреть ваши комнаты.
— Что-о-о? — поперхнулся кусочком семги Бенине. — Вот еще! Не пущу!
— Ты же его поддержал, — ехидно захихикал Заир Шах.
— Откуда я знал, чего ему надо, — буркнул в ответ философ. — Не сердись, Гвидо, но это сущая глупость — осматривать чужие комнаты. Неужели ты думаешь, что убийца прячется в наших дорожных мешках?
— Или в наших сапогах? — ухмыльнулся Маршалл.
Бенино в ужасе посмотрел на него и перевел беспомощный взгляд на Гвидо.
— Нет, — сказал маленький дознаватель. — Убийца мне не нужен. И ваши сапоги мне не нужны. Я буду искать нечто другое.
— И что же?
— Лал Богини Судеб.
Глава восьмая. Бенино сердится
Бенино презрительно засмеялся. — И где ты думаешь его найти? Уж не в моей ли комнате?
— Не могу знать, друг. Возможно, что тебе его подкинули, а скорее всего, я и вовсе его нигде не найду.
— Последнее мне кажется верным, — вздохнул философ. — Если Лал Богини Судеб пропадает, так он пропадает навсегда.
— Точно, — закивал Маршалл. — Легенды гласят, что первым им завладел король паландийский — была такая страна на юго-востоке, Паландией называлась… Так вот, в тот момент, когда благочестивый король произносил лалу свое пожелание, в спину ему вонзилась стрела с наконечником, обмазанным ядом. Бедолага скончался на месте. Выхватив сокровище из его холодеющих рук, паж Алоаний вскочил на коня и был таков — затем пажа на дороге схватили разбойники и повесили, а Лал, конечно, забрали себе. Но они понятия не имели, что он обладает магическим свойством, а потому продали его за корабль, полностью оснащенный и груженный золотом.
Купец, без раздумий отдавший корабль за Лал, отлично был осведомлен о его возможностях, а потому не стал медлить и изменил свою судьбу. Может, ты слышал, Гвидo, о схимнике Иерониме? Вот это и есть тот самый купец. Он мечтал отойти от дел давно, но алчность, коей он страдал от рождения, не позволяла. Такое, представь, столкновение двух сил в душе одного человека: доброта и благочестие против почти безумной жадности. Камень Богини Судеб помог первому победить второе, и в результате наш купец ушел в горы, где прожил до глубокой старости, всей округой почитаемый и любимый. Говорят, умирая, он сказал, что никогда не был так счастлив, как в последние пятьдесят лет…
Ты сам понимаешь, что при таком образе жизни бывший купец не особенно дорожил своим сокровищем. Еще по пути в горы магический рубин украл у него прохожий на постоялом дворе…
