Владычица небес - [16]

Гвидо, у нижней ступеньки обогнавший философа, быстрым шагом подошел к столу и уселся между Пеппо и Леонардасом. Бенине занял место против него, между толстяком Теренцо и Маршаллом.

— Прошу простить меня, друзья мои, — без обиняков начал младший из Деметриосов. — Я хочу задать вам всем по несколько вопросов. Если вы предпочтете любезность замкнутости и настороженности, вы ответите мне скоро и честно, что будет означать только одно: совесть ваша ничем не запятнана.

Столь витиеватой речи от малыша Гвидо никто не ожидал. Машинально кивнув ему, гости перевели взоры на философа, ожидая от него подтверждений сказанному.

— Да, — кивнул Бенине. — Пусть Гвидо Деметриос спрашивает, а мы будем отвечать.

— А кто наделил его такими полномочиями? — вдруг визгливо вопросил Заир Шах. — Кто? Уж не сам ли достопочтенный Сервус? Ха!

— Стыдно, — укорил его Маршалл. — Стыдно тебе, старик. Как неучтиво поминаешь ты о погибшем, да к тому же хозяине этого славного дома! Пусть юноша спрашивает, потерпим.

Юноша, коему недавно исполнилось уж двадцать восемь лет, благодарно посмотрел на шемита.

— Тем не менее я отвечу, — сказал он, улыбаясь. — Ты философ? — неожиданно обратился он к Бенине.

— Да, — удивленно сказал тот.

— А ты, Маршалл, купец?

— Купец, верно.

— Ты, Заир Шах, астролог?

— Ну, астролог, и что с того?

— А ты, Теренцо?

— Он знатного аквилонского рода, — ответила за все еще молчащего супруга Лавиния. — Его дед был конюшим самого короля.

— Понятно. Так вот…

— А я — поэт, — встрял забытый Леонард ас.

— Прекрасно. Так вот. А я — дознаватель. Правда, на службе я не состою, а занимаюсь делом сим сам по себе. Но, смею сказать, мои способности были неоднократно замечены, и однажды меня даже вызывали во дворец нобиля в Бельверусе! Там пропало золотое… А впрочем, это неважно. Думаю, теперь я могу спрашивать?

— Да можешь, можешь, — важно махнул костлявой рукой Леонард ас. — Я слушаю.

Поскольку офирец сам назначил себя первым номером, Гвидо с него и начал.

— Скажи, любезнейший, что ты делал прошлым вечером после трапезы?

— Спать пошел, как и все.

— Ты лег сразу?

— Ну.

— Ты ничего не слыхал ночью?

— Ни звука.

— Ладно, теперь ты, — он повернул голову к Заир Шаху, не обращая внимания на тут же надувшегося Леонардаса, который намеревался всю беседу посвятить своей персоне. — И тебе такой вопрос: что ты делал после вечерней трапезы?

— Тоже пошел спать, — фыркая, сообщил старик. — И ночью я ничего не слыхал. Слава Эрлику и пророку его Тариму, а также светлому Ормазду и гораздо менее светлому, я бы даже сказал, совсем темному Хануману, сплю я крепко и без сновидений. Был как-то случай, когда я вдруг проснулся, но, помнится, лет этак пять назад…

— Я понял, — торопливо перебил болтливого Заир Шаха Гвидо и обратился к Маршаллу. — А ты? Что ты делал прошлым вечером?

— Увы, ничем не могу тебе помочь. Я тоже пошел спать и тоже совершенно ничего не слышал.

— И я, — вставил Пеппо, не дожидаясь вопроса.

— И мы, — тихо молвила прекрасная Лавиния, скользнув равнодушным взглядом по кошачьей мордочке дознавателя.

Кстати, решил Гвидо, надо присмотреться к ней повнимательней. Не так проста девица, как кажется. Во всей ее хрупкости, во всем изяществе фигуры и лепки лица есть что-то еще — какая-то сила, что ли. Пока он не мог разобрать, но надеялся впоследствии.

— Перейдем к другому вопросу. Скажи мне…

— Я! — бухнул Леонардас, видя, что дознаватель собирается обратиться к Маршаллу, как самому спокойному и рассудительному.

— Пусть ты, — согласился Гвидо. — Скажи, когда ты говорил с нашим любезным хозяином в последний раз?

— Да тогда же, на трапезе. Ты не присутствовал, но знаешь, наверное, что он рассказывал о Богине Судеб. Я поспорил с ним по поводу места рождения этого лала…

— Какого лала?

— Ну, украденного камня. Он называется Л ал — то есть рубин.

— Камень Богини Судеб и есть тот Лал, о котором ты толкуешь?

— О, Митра! — разозлился офирец. — Конечно! Не изумруд же!

— А после трапезы?

— А после трапезы я его не видал — Сервуса то есть.

— А голос его слышал?

— Нет, не слышал.

— А ты, Маршалл?

— И я. — Шемит пожал плечами. — И вообще я с ним говорил только в хранилище, а за вечерней трапезой и словом не обмолвился. Не очень-то мне было интересно слушать сказки про Богиню Судеб — я и сам о ней все знаю, поэтому я молча доел лебединую гузку да ушел спать.

— Заир Шах?

— О чем мне с ним разговаривать?

— Ну, не знаю, о чем. Мало ли… Так говорил или нет?

— Нет! — выплюнул старый пень, злобно ощерившись.

— А ты, Теренцо?

Толстяк покачал головой, хотя и так было ясно, что он разговаривать ни с кем не мог: только нынешним днем завершался его обет молчания.

— Почему ты не задаешь вопросов Бенино Брассу? — Лавиния улыбнулась, смягчая смысл вопроса.

— Бенино мой помощник, и его я опрошу при случае.

— Отчего ж? — Философ обиженно отвернулся от девушки, на кою перед тем глазел, как на редкостный вендийский агат. — Я могу и сейчас ответить. Да, я говорил с Сервусом после вечерней трапезы. Он спросил, не готов ли я купить у него гранат — помните? — он зовется Красным Отцом. Я сказал, что пока не готов, ибо заплатил лишку второму учителю моего Пеппо за дополнительные занятия по астрологии. Тогда Сервус засмеялся и укорил меня в лукавстве: мол, никакая лишка не сделает плюса или минуса в цене граната. Мол, он стоит так дорого, сколько не стоят все учителя в Аргосе, вместе взятые. Я признался, что у меня вовсе нет денег, и просил его искать другого покупателя — вот и все.