Владычица магии - [34]

— Дракон — это то же самое, что змей, — рискнула подсказать Игрейна. — Друидический символ мудрости.

Горлойс недовольно нахмурился и объявил, что, на его взгляд, в христианской стране таким символам не место. Довольно, дескать, и епископского помазания.

— Но не все люди способны воспринять высшие таинства, — возразила Игрейна. Это она постигла еще ребенком на Священном острове, и со времен сна про Атлантиду ей казалось, что усвоенное в детстве учение о таинствах, ею якобы позабытое, обрело в ее сознании новый смысл и глубину. — Мудрецам ведомо, что символы излишни, но простолюдинам с окраин нужны летающие драконы как знак королевской власти, точно так же, как им необходимы костры Белтайна и Великий Брак, когда король вступает в союз с землей…

— Все это для христианина запретно, — сурово отрезал Горлойс. — Ибо рек апостол: нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись, а знамения и чудеса ложные — это все зло. Вот уж не удивлюсь, если этот распутник Утер участвует в бесстыдных языческих оргиях, потворствуя неразумию невежественных простецов. Надеюсь я, что в один прекрасный день увижу королем Британии того, кто держится лишь христианских обрядов!

— Не думаю, что ты или я доживем до того дня, о супруг мой, — улыбнувшись, ответствовала Игрейна. — Даже апостол в твоих священных книгах писал, что младенцам потребно молоко, а сильным мужам — мясо, а простецам, рожденным лишь однажды, потребны священные источники, весенние венки и обрядовые пляски. Печальный день настанет для Британии, ежели погаснут костры Йоля, а в священные источники перестанут бросать цветы.

— Даже бесы способны искажать слова Священного Писания, — отпарировал Горлойс, но вполне беззлобно. — Надо думать, это и разумел апостол, говоря, что женам в церквах подобает молчать, ибо склонны они впадать в подобные заблуждения. Когда ты станешь старше и мудрее, Игрейна, ты научишься лучше разбираться в подобных вещах. А пока прихорашивайся себе на здоровье к церковной службе и к последующим увеселениям.

Игрейна надела новое платье и расчесала волосы так, что они заблестели, точно отполированная медь, но, поглядев на себя в серебряное зеркало — Горлойс таки послал за ним на ярмарку, приказав доставить подарок жене, — внезапно приуныла и задумалась: а заметит ли ее Утер? Да, она хороша собой, но ведь есть и другие женщины, ничуть не уступающие ей красотой, но моложе, незамужние и детей не рожавшие, — зачем ему она, постаревшая, утратившая былую свежесть?

На протяжении всей бесконечно-долгой церемонии в церкви она напряженно следила за тем, как Утер принес клятву и был помазан епископом. Зазвучали псалмы — в кои-то веки не скорбные гимны о гневе Господнем и Господней каре, но ликующие песнопения, хвалебные, благодарственные, — и в звоне колоколов слышалась радость, а не ярость. А после в доме, где прежде обретался Амброзий, подали угощение м вино, и с церемонной торжественностью военные вожди Амброзия один за другим клялись в верности Утеру.

Задолго до конца ритуала Игрейна почувствовала себя усталой. Но наконец все закончилось, и, пока вожди с супругами воздавали должное вину и снеди, она отошла в сторону, наблюдая за бурным весельем. И здесь наконец-то, как она отчасти предвидела, ее отыскал Утер.

— Госпожа герцогиня Корнуольская.

Игрейна присела до полу.

— Лорд мой Пендрагон, король мой.

— Между нами церемониям не место, госпожа, — грубо бросил он и схватил молодую женщину за плечи, — совсем как во сне, так что Игрейна уставилась на него во все глаза, словно ожидая увидеть на его руках золоченые торквесы в виде змей.

Но Утер всего-навсего промолвил:

— Сегодня ты не надела лунного камня. Необычный самоцвет, что и говорить. Когда я впервые увидел его на тебе, это было как в одном моем сне… прошлой весной у меня случилась лихорадка, и мерлин ухаживал за мною… и мне приснился странный сон. И теперь я знаю, что в том сне впервые тебя увидел — задолго до того, как ты предстала передо мной наяву. Должно быть, я пялился на тебя, точно деревенский олух, леди Игрейна: я снова и снова пытался припомнить мой сон, и что за роль ты в нем играла, и лунный камень у тебя на груди.

— Мне рассказывали, что помимо прочих свойств лунный камень обладает даром пробуждать истинные воспоминания души, — отозвалась Игрейна. — И мне тоже снятся сны…

Утер легонько коснулся рукою ее плеча.

— Я не могу вспомнить. Отчего мне словно мерещится, будто у тебя на запястьях блестит что-то золотое, Игрейна? Нет ли у тебя золотого браслета в форме… может статься, дракона?

Молодая женщина покачала головой.

— Здесь — нет, — отозвалась она, холодея от сознания того, что и Утер каким-то непостижимым образом, неведомо для нее, разделяет это странное воспоминание и сон.

— Ты, наверное, сочтешь меня грубым мужланом, об учтивости не ведающим, госпожа Корнуолла… Могу ли я предложить тебе вина?

Игрейна молча покачала головой, зная: руки ее так дрожат, что, если она попытается взять чашу, непременно опрокинет на себя все ее содержимое.

— Сам не знаю, что со мною происходит, — исступленно проговорил Утер. — Столько всего случилось за эти дни… умер король, мой отец, все эти лорды чуть не передрались между собой, а потом взяли да избрали меня Верховным королем… все это кажется нереальным, а в тебя, Игрейна, поверить и того труднее! Ты не бывала на западе, там, где на равнине высится огромное кольцо камней? Говорят, в древние времена это был друидический храм, но мерлин уверяет, что нет, камни поставили задолго до того, как в эти земли пришли друиды. Ты там не бывала?