Владычица Безумия - [56]

— Вот здесь она пришла к нему в их первую встречу, еще живая, — бормотала девушка на ходу, — и здесь же пришла к нему, когда была уже мертва. Здесь они любили друг друга и здесь он поклялся стереть этот город с лица земли.

Остановившись, она присела на корточки и заглянула в темный пруд. В его черной воде светилось отражение четырех мостов и гордых храмов над ними, и белых башен — хотя теперь все это давно рассыпалось и обветшало. Затем она увидела отражение своего льва, который носился в безоблачном небе за белыми голубями. И Кешмета, который подошел и встал за ее плечом. И тогда из глубин поднялось и ее собственное отражение, но не успев утвердиться на поверхности воды, исчезло, словно смазанное ветром. Вместо себя и Кешмета Совейз увидела два столба пламени — белого и огненного золотого. Затем краски смягчились, отражение вновь замерцало, как солнечный зайчик на поверхности воды, и на черной глади пруда появилось двое мужчин — один с волосами цвета спелого хлеба, а другой — с черными, как вороново крыло.

Что бы не означало появление этих видений, Совейз знала, кто отражается в озере — Сейми, укравшая бессмертие у богов, и Зирек, один из величайших магов земли, ибо он обучался магии не у кого-нибудь, а у самих обитателей моря, а такое мало кому удавалось.

— Скажи, ты видишь то же, что и я? — спросила Совейз.

— Наверное, нет, — ответил Рок. — Скорее, ты видишь это не вместе со мной, а из-за меня. Поскольку все необычайные события имеют свои знамения. Я — предвестник.

Пока он произносил эти слова, отражение Сейми пропало и на его месте возникло отражение самого Кешмета. Но на месте Совейз все так же подрагивало на воде лицо Зирека.

— И какая же была она, судьба Зирека, Великого Мага? — спросила Совейз.

— Он был благословлен — или проклят, как посмотреть — неуязвимостью, но не получил вечной молодости. Он хотел поступить в услужение к твоему отцу, Азрарну, но тот отказался от его услуг — по каким-то своим причинам. И тогда Зиреку, который не мог умереть так, как ему хотелось, пришлось иметь дело с другим Повелителем, Ульюмом, Владыкой Смерти.

— Этой легенде уже много веков. И что же, этот неуязвимый Зирек по-прежнему жив?

— Мне думается, — с улыбкой сказал Кешмет, — что хоть Зирек и умер во всех смыслах этого слова — телом, душой и разумом, его неуязвимость и кошачья живучесть все еще держат его в своих объятиях. Где-то он, наверное, все еще живет, вернее, все еще существует. Но даже если так, то он давно безумен. Иначе и быть не может, ведь таково было наказание Сейми, которую Зирек так любил и так ненавидел. Быть может, в этом есть какая-то связь с тобой? Вернее, с твоим возлюбленным.

Совейз сжала зубы и швырнула в пруд первый попавшийся под руку камень. Лицо Зирека дрогнуло и исчезло.

— Ты говорил, что я найду здесь мою собственную судьбу, Кешмет. Так где же она?

В ответ на это, хоть и без всякого вмешательства извне, исчезло и отражение Кешмета. А вместе с ним и сам Князь Рока.

Губы Совейз искривились в улыбке. Похоже, вся ее родня сговорилась дурачить ее, по крайней мере, все ее не-родичи-мужчины.

Синегривый лев носился по небу. На вкус белые призрачные голуби оказались похожими на дым от горящего сахара, и каждый раз попадая в пасть, бесследно исчезали. Но льву нравилось гоняться за ними в полуденном небе пустыни.

Совейз брела по занесенным песком улицам города. Она тщательно избегала тех мест, в которых бывала с матерью. И к могиле тоже больше не вернулась.

Когда солнце укоротило тени, а воздух над плитами начал дрожать, Совейз зашла во двор одного из храмов и прилегла в тени каменного портика. Ей приснился Зирек, в одеянии жреца, с тяжелым нагрудником, усыпанном драгоценными камнями. О цвете его глаз было сложено немало легенд, в них говорилось, что его глаза были подобны воде в глубоком озере, где отражается зелень деревьев — или зеленым морским волнам в синих сумерках. Но в сне Совейз у Зирека были темные глаза, почти черные, страшные и пустые. Он разлепил бескровные губы и холодно промолвил: «Сердце мое было полно добра, но про меня сочинили столько злых сказок, что мне пришлось оправдывать их. Я причинил много зла. Забудь голос своей матери, которая говорила тебе, что Азрарн любит эту землю, что он создал первого кота просто для собственного удовольствия, ради той радости, что приносят в дом кошки. Посвяти себя злу, как это сделал я. Никто не может противиться своей судьбе. Она бежит впереди, позади и вокруг тебя. Она — это дыхание и кровь.»

— И где же теперь, — спросила его Совейз в своем сне (совсем человеческом сне, не таком, как ее обычные сны Ваздру), — где же теперь ты бесконечно творишь это свое зло, чтобы умилостивить беспощадную судьбу?

— Теперь я не творю ни добра, ни зла, теперь я никто и ничто. Не злодей и не маг. Я не знаю, кто я, у меня нет лица, нет имени, нет власти.

— Откуда же тогда ты знаешь обо мне?

— Я ничего о тебе не знаю. Это ты знаешь обо мне.

Когда Совейз проснулась, солнце почти село. Она призвала к себе крылатого льва и они улетели на закат, изливавший на них потоки кроваво-красного света. Они летели прочь от Белшаведа, прочь от всех земель, к самому краю мира, туда, где два моря встречаются у берега земли и становятся единым океаном.