Владукас - [98]

Он быстро оделся, и мы познакомились. Удивительно, что его тоже зовут Стасис, как жену. Я вкратце рассказал ему, откуда я и зачем приехал. Оказалось, что из рассказов Кужелисов он прекрасно знал историю моей жизни в оккупированной Литве. В их семье передавали, как удивительную легенду, про злоключения русского мальчика Котикова Владукаса в годы войны.

Стасис Станиславович, поняв наконец, какой гость к ним пожаловал, разволновался не меньше меня, засуетился, тут же стал накрывать на стол, а чтобы я не заскучал, подал мне семейный альбом, в котором я сразу же нашел фотографии моих литовских друзей, какими они были в те далекие годы: Павиласа Стасевича, Анели Бенедиктовны и их дочери Кази.

— Старички уже умерли, — объяснил Стасис. — Павилас иногда вспоминал вас, говорил: «Где-то сейчас наш Владукас»? Он не верил, что мог погибнуть такой шустрый мальчик, вышедший живым из самого ада войны…

— А Казимера Павловна жива? — спросил я.

— Конечно, жива, — ответил Стасис. — Можете записать ее адрес: город Рига, улица Даугавпилс, дом № 3/5, Балцере Казимера Павловна. Она теперь — Балцере.

Вскоре пришла и Стася Павловна — невысокого роста полная женщина, тоже с широким добрым лицом. «Как они похожи друг на друга! — удивился я. — И внешность и имена одинаковые…».

Мне было оказано такое внимание, словно я попал в гости не к незнакомым людям, которых вижу первый раз в жизни, а к самым близким дорогим родственникам, которых давно не видел, и они так соскучились обо мне, что не знали теперь, куда посадить, чем накормить.

Как тридцать лет назад, я опять уплетал за обе щеки вкусные литовские блюда: кугель, тушеного гуся и прочее.

2

Стасис Станиславович Янулис согласился стать моим гидом в путешествии по следам моего военного детства. В первую очередь мы отправились с ним на то место, где когда-то стоял Шяуляйский концлагерь, из которого я совершил свой первый побег. Это недалеко от железнодорожного вокзала по улице Чарно, где возвышается круглая водопроводная башня, сложенная из красного кирпича. Теперь здесь все застроено, и в современных очертаниях я с трудом отыскал следы 1943 года. Навсегда стерлась с лица земли страшная буква «Г», похожая на виселицу, в виде которой располагались концлагеря. Там, где находился воображаемый «столб виселицы» — лагеря военнопленных, в настоящее время протянулся прямой ряд красивых домиков, построенных в типично литовском стиле: с верандами, лоджиями и островерхими крышами. А там, где находилась «перекладина виселицы» — наш концлагерь, пролегла широкая дорога в завтрашний Шяуляй: новая стройка. И, очевидно, только такой человек, как я, с больным, раненым войной воображением, мог представить в этом живописном месте колючую проволоку в два ряда и сторожевые вышки, на которых неподвижно застыли фашистские охранники в железных касках и с автоматами на груди.

— Владукас, — прервал мои раздумья Стасис, — расскажи, а как тебе удалось второй раз сбежать из этого концлагеря? Наши старики почему-то никогда не говорили об этом.

Я рассказал ему, как было дело.

— Интересно, а кто же такой был этот таинственный незнакомец в фашистской форме, так ловко организовавший вам с мамой побег из «газокамеры»? — спросил Стасис, внимательно выслушав мой рассказ.

— Не знаю, — ответил я. — Когда-то мы записывали его фамилию и даже адрес, но теперь все забыто, потеряно. Помнится только, что это был портной.

Глаза моего гида загорелись задорными огоньками:

— Профессиональных портных не так уж много было в старом Шяуляе. Может быть, поищем? А?.. — предложил он.

— Поищем, — согласился я. — У меня даже есть ниточка от какого-то запутанного клубка. Попробуем размотать его.

И я рассказал Стасису об адресах, записанных мною в детстве на клочке старого бланка. Один из них довольно загадочный: «улица Номеров, дом № 5, Волковас Вацлав, Шауль». По этому адресу, как мне уже удалось узнать, во время войны жили и тюремный надзиратель — агент гестапо, который, вероятно, сбежал с немцами, и некий портной — антифашист. Кто из них был Волковасом Вацлавом, не известно.

— Но мне обещали навести справки, — сказал я Стасису, — идемте туда.

Мы пришли на улицу Номеров. К нашей большой радости, сосед-старожил сдержал слово: он разыскал портного, жившего во время войны в доме № 5. И сам вызвался провести нас к нему: на улицу Валянчаус, дом № 31, квартира 5. И вот по узкой темной лестнице мы втроем поднимаемся на второй этаж. Стучимся. За дверью никаких признаков жизни. Стучим сильнее. Снова ни звука. Стучим, как следует — голос за дверью: «Кто там?» Разумеется, на литовском языке, которого я теперь уже не понимал. Мои гиды сбивчиво и, очевидно, сумбурно объясняют что-то. Но голос за дверью их не понимает, просит зайти завтра, так как сейчас, говорит, уже ночь на дворе. Действительно, ночь! А мы и не заметили. Тогда подал я голос, на русском языке спросил, не знают ли они Каваляускасов? Как только произнесена была эта фамилия, дверь мигом открылась, и в четырехугольном просвете появились два человека. И что вы думаете? — я сразу же узнал их обоих! Узнал через тридцать с лишним лет! Передо мной появились та самая женщина, которая после нашего побега из газокамеры увела нас из Шяуляя в поместье Гильвичай к крестьянину Каваляускасу Йонасу, и тот таинственный «незнакомец», который, переодевшись в форму немецкого офицера-эсэсовца, смело пошел на большой риск, чтобы спасти меня и маму от германской каторги, — организовал нам побег из санпропускника перед самой отправкой в Германию! Да, это несомненно они. У него то же малоподвижное белое лицо, только слегка располневшее. Тот же, казалось бы, безразличный, но проницательный взгляд. И тот же интеллигентный вид: белая накрахмаленная сорочка и галстук.