Владимирские просёлки - [21]

– Не знаю, как назвать его, – печально вздохнула женщина. – Муж он был мой, тридцать шесть лет хорошо жили. А потом задурил, спутался с девкой из соседнего села.

– Молодая?

– Дочери его первой ровесница – с двадцать третьего года. Пять лет волынил. То к ней уйдет, то опять ко мне. А вот уж два года, как совсем ушел. Он-то, может, за молодостью погнался. Ее не пойму, что ей в нем, молодой да здоровой, ведь не знаю, чем и скрипит.

– Вчера-то навестить приходил?

– Квартирант он у меня теперь. Живет у нее, а работа его здесь, в Караваеве. Пекарь он в пекарне незаменимый. Попросился на квартиру – не отказала, будь он проклят!

Признаться, нас удивил такой поворот в событиях. Любовные и семейные драмы разнообразны, и нет двух похожих. Но чтобы из мужа на тридцать восьмом году супружества превратиться в платного квартиранта, – согласитесь, такое случается не часто.

Алексея Степановича Глинкина мы нашли в правлении колхоза, в двухэтажном каменном помещении.

– Что же, если спутница обезножела – поможем. – И тотчас дал распоряжение запрягать лошадь.

Было в этом правлении чисто, прибрано, аккуратно, не то что в Головине или в Жарах. Далеко ли ушли мы от Жаров, а какая большая разница.

– У нас дела не плохи, – подтвердил и председатель. – То есть хвалиться особенно нечем, но растем. В этом году надеемся шестьсот тысяч дохода получить. Но для нас это не средства, нам нужен миллион.

Я не мог спастись от литературной ассоциации и шутливо спросил:

– Вам как его, по частям или сразу?

Может быть, Алексей Степанович тоже читал «Золотого теленка» и принял игру, а может, так совпало, но он ответил:

– Мы бы взяли и по частям, но нам нужно сразу. Да вы не смейтесь. Через год будет у нас этот миллион. Каждая корова, если считать с тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, стала доить на шестьсот литров больше. Кроме того, коров у нас было пятьдесят, а теперь сто пятнадцать. – Тут председатель опять вздохнул. – Но нам нужно двести двадцать пять. Сад колхозный на тысячу деревьев мы разбили. Тоже доход будет приносить. Строительство, можно сказать, все осуществлено. Овчарник, свинарник, зерносклад, овощехранилище, скотный двор… Весь колхоз радиофицирован. В пяти деревнях из шести уже есть радио. Вот объединение, нужно сказать, нас подкузьмило. Увлеклись. Подошли шаблонно. Давай создавай гиганты! И получилось так, что земли наши теперь Пекша делит. Это такое неудобство, что хоть снова разъединяйся. Да… Ну, авансик, конечно, аккуратно даем, по два рубля на трудодень. Колхозники оживились, избы свои начинают латать, подрубать, прихорашивать.

– Вы говорили, что коровы на шестьсот литров стали больше доить. А почему?

– Во-первых, просто потому, что внимание обратили, добиваться начали удоев-то. Было так, что никто никогда не интересовался, сколько доит корова. Шла доярка от коровы к корове, да в одну бадью все и сдаивала. Теперь не то, теперь граммы считаем и за граммы эти боремся. Активность началась.

– Вику не сеете на зеленый корм?

– Вику! – У председателя просветлело лицо, как будто вспомнил о чем-нибудь из безвозвратного золотого детства. – Вывелась вика у нас. В этом году не удалось семян достать. Но мы обязательно достанем. Вика! Питательность какая! Вкус, витамины, и земля одновременно удобряется, а не наоборот. Затраты труда никакой. Бросил семена в землю и жди урожая. Подсевай в разные сроки – самый лучший зеленый конвейер, не надо никакой… – Но тут председатель не то поперхнулся, не то помешал ему вошедший колхозник.

Так мы не узнали, чего не надо. Колхозник сказал, что лошадь запряжена и можно ехать.

Прихотливо извивающаяся линия маршрута ползет по карте за нами следом. Глубоко уже врезалась она во Владимирские земли и врезается с каждым днем все глубже и глубже. Нельзя представить, что лишь четыре дня назад выехали мы из Москвы. Кажется, прошло с тех пор не меньше двух недель, так много впечатлений легло между нами, едущими сейчас на телеге по селу Караваеву, и тем деревянным мостом через реку Киржач, от которого начиналось странствие.

Два паренька лет по двенадцати едут с нами за возчиков. Одного зовут Коля, другого Николай. Так они просили называть их, чтобы не было путаницы. Оба они одного росточка, оба русоголовые, бойкие, смышленые. Кажется, и разница вся между ними только в произношении их тоже одинаковых имен. Чувствуется, что и Коля и Николай нетвердо знают дорогу и волнуются, как бы не завезти чужих людей куда не следует.

– Главное, на Троицу не попасть, – шепчет Коля. – Через Троицу в два раза дальше будет.

– Не попадем, – шепотом отвечает Николай. – Правей держать будем и не попадем. Тпру!.. Травки подбросить, чтобы помягче.

Мальчики уходят в кусты и возвращаются с двумя охапками мягкой, сочной травы, перемешанной с цветами. Они разравнивают ее по телеге.

– Устраивайтесь как следует, – по-хозяйски предлагает Коля.

Едем не спеша. На горе, где лошади потяжелее, я спрыгнул с телеги и пошел тихонько сзади. Коля с Николаем переглянулись и тоже слезли с телеги. О чем-то пошептались. Должно быть, такого поступка они не ожидали от городского человека и теперь срочно исправляли свое коллегиальное мнение о нем. Где им было знать, что я умел уж ходить за плугом, когда их еще не было на свете. Так и едем – по ровному месту на телеге, в гору пешком, а под гору – так и трусцой, при этом Николай крутит над головой конец веревочных вожжей и кричит: «Эй, она царя возила!» Лошадь трусит и недоуменно прядает ушами. Она явно не может припомнить подобного случая из своей биографии.