Владимир Высоцкий - [44]

Шрифт
Интервал

От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал, —
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!»
Он молвил, подведя черту:
Читай, мол, и остынь!
Я впился в писанину ту,
А там – одна латынь...
В глазах – круги, в мозгу – нули, —
Прокля́тый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!

1975

II. Никакой ошибки

На стене висели в рамках бородатые мужчины —
Все в очочках на цепочках, по-народному – в пенсне, —
Все они открыли что-то, все придумали вакцины,
Так что если я не умер – это все по их вине.
Мне сказали: «Вы больны», —
И меня заколотило,
Но сердечное светило
Улыбнулось со стены, —
Здесь не камера – палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне приятен Склифосовский, основатель института,
Мне знаком товарищ Боткин – он желтуху изобрел.
В положении моем
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в «желтый дом».
Все зависит в доме оном
От тебя от самого:
Хочешь – можешь стать Буденным,
Хочешь – лошадью его!
У меня мозги за разум не заходят – верьте слову, —
Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:
«Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову —
Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал...»
Доктор мой не лыком шит —
Он хитер и осторожен:
«Да, вы правы, но возможен
Ход обратный», – говорит.
Вот палата на пять коек,
Вот профессор входит в дверь —
Тычет пальцем: «Параноик», —
И пойди его проверь!
Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной:
На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!
Род мой крепкий – весь в меня, —
Правда, прадед был незрячий;
Шурин мой – белогорячий,
Но ведь шурин – не родня!
«Доктор, мы здесь с глазу на́ глаз —
Отвечай же мне, будь скор:
Или будет мне диагноз,
Или будет приговор?»
И врачи, и санитары, и светила все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очочки на цепочке как бы влагою покрылись,
У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.
И нависло остриё,
И поежилась бумага, —
Доктор действовал во благо,
Жалко – благо не мое, —
Но не лист перо стальное —
Грудь пронзило, как стилет:
Мой диагноз – паранойя,
Это значит – пара лет!

1975

III. История болезни

Вдруг словно канули во мрак
Портреты и врачи,
Жар от меня струился, как
От доменной печи.
Я злую ловкость ощутил —
Пошел как на таран, —
И фельдшер еле защитил
Рентгеновский экран.
И – горлом кровь, и не уймешь —
Залью хоть всю Россию, —
И – крик: «На стол его, под нож!
Наркоз! Анестезию!»
Мне обложили шею льдом —
Спешат, рубаху рвут, —
Я ухмыляюсь красным ртом,
Как на манеже шут.
Я сам кричу себе: «Трави! —
И напрягаю грудь. —
В твоей запекшейся крови
Увязнет кто-нибудь!»
Я б мог, когда б не глаз да глаз,
Всю землю окровавить, —
Жаль, что успели медный таз
Не вовремя подставить!
Уже я свой не слышу крик,
Не узнаю сестру, —
Вот сладкий газ в меня проник,
Как водка поутру.
Цветастый саван скрыл и зал
И лица докторов, —
Но я им все же доказал,
Что умственно здоров!
Слабею, дергаюсь и вновь
Травлю, – но иглы вводят
И льют искусственную кровь —
Та горлом не выходит.
«Хирург, пока не взял наркоз,
Ты голову нагни, —
Я важных слов не произнес —
Послушай, вот они.
Взрезайте с Богом, помолясь,
Тем более бойчей,
Что эти строки не про вас,
А про других врачей!..
Я лег на сгибе бытия,
На полдороге к бездне, —
И вся история моя —
История болезни.
Я был здоров – здоров как бык,
Как целых два быка, —
Любому встречному в час пик
Я мог намять бока.
Идешь, бывало, и поёшь,
Общаешься с людьми,
И вдруг – на стол тебя, под нож, —
Допелся, черт возьми!..»
«Не огорчайтесь, милый друг, —
Врач стал чуть-чуть любезней. —
Почти у всех людей вокруг —
История болезни.
Все человечество давно
Хронически больно —
Со дня творения оно
Болеть обречено.
Сам первый человек хандрил —
Он только это скрыл, —
Да и Создатель болен был,
Когда наш мир творил.
Вы огорчаться не должны —
Для вас покой полезней, —
Ведь вся история страны —
История болезни.
У человечества всего —
То колики, то рези, —
И вся история его —
История болезни.
Живет больное всё бодрей,
Всё злей и бесполезней —
И наслаждается своей
Историей болезни...»

1976

* * *

Наши помехи эпохе под стать,
Все наши страхи причинны.
Очень собаки нам стали мешать —
Эти бездомные псины.
Бред, говоришь... Но – судить потерпи, —
Не обойдешься без бредней.
Что говорить – на надежной цепи
Пес несравненно безвредней.
Право, с ума посходили не все —
Это не бредни, не басни:
Если хороший ошейник на псе —
Это и псу безопасней.
Едешь хозяином ты вдоль земли —
Скажем, в Великие Луки, —
А под колеса снуют кобели,
И попадаются суки.
Их на дороге размазавши в слизь,
Что вы за чушь создадите?
Вы поощряете сюрреализм,
Милый товарищ водитель.
Дрожь проберет от такого пятна!
Дворников следом когорты
Будут весь день соскребать с полотна
Мрачные те натюрморты.
Пса без намордника чуть раздразни, —
Он только челюстью лязгни! —
Вот и кончай свои грешные дни
В приступе водобоязни.
Не напасутся и тоненьких свеч
За упокой
наши дьяки...
Все же намордник – прекрасная вещь
Ежели он на собаке!
Мы и собаки – легли на весы!

Еще от автора Владимир Семенович Высоцкий
Черная свеча

Роман «Черная свеча», написанный в соавторстве Владимиром Семеновичем Высоцким и Леонидом Мончинским, повествует о проблеме выживания заключенных в зоне, об их сложных взаимоотношениях.


Роман о девочках

Проза поэта – явление уникальное. Она приоткрывает завесу тайны с замыслов, внутренней жизни поэта, некоторых черт характера. Тем более такого поэта, как Владимир Высоцкий, чья жизнь и творчество оборвались в период расцвета таланта. Как писал И. Бродский: «Неизвестно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе; достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает».


Венские каникулы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лирика

«Без свободы я умираю», – говорил Владимир Высоцкий. Свобода – причина его поэзии, хриплого стона, от которого взвывали динамики, в то время когда полагалось молчать. Но глубокая боль его прорывалась сквозь немоту, побеждала страх. Это был голос святой надежды и гордой веры… Столь же необходимых нам и теперь. И всегда.


Стихи и песни

В этот сборник вошли произведения Высоцкого, относящиеся к самым разным темам, стилям и направлениям его многогранного творчества: от язвительных сатир на безобразие реального мира — до колоритных стилизаций под «блатной фольклор», от надрывной военной лирики — до раздирающей душу лирики любовной.


Бегство мистера Мак-Кинли

Можно ли убежать от себя? Куда, и главное — зачем? Может быть вы найдете ответы на эти вопросы в киноповести Леонида Леонова и в балладах Владимира Высоцкого, написанных для одноименного фильма. Иллюстрации В. Смирнова.


Рекомендуем почитать
Гибель Высоцкого. Правда и домыслы

В своей новой книге журналист Борис Кудрявов на основе документальных свидетельств и редких материалов делает попытку раскрыть истинные причины гибели Владимира Высоцкого. Книга — универсальная, состоит из четырех самостоятельных глав. Начинать читать ее можно с любой из них.


Избранные произведения

В настоящем издании публикуются поэма «Душенька», песни и разные стихотворения.Главным произведением, доставившим И. Багдановичу исключительную популярность, была «Душенька» — «Древняя повесть в вольных стихах» [1775], выдержавшая пятнадцать повторных изданий. «Душенька» написана на сюжет французского баснописца Ла Фонтена «Les Amours de Psyché», в свою очередь исходившего из «Золотого осла» АпулеяЭто галантная сказка, полная изящного остроумия, невинной эротики и ненавязчивых нравоучений. Ее сюжет — история любви Амура и Психеи — восходит в роману Апулея Метаморфозы, или Золотой осел, но поэма Богдановича почти свободна от мифологических подтекстов, она ближе к обработке этого же сюжета французским баснописцем Ж. Лафонтеном в романе Любовь Амура и Психеи, которому он и подражал.


Сборник песен (2)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Книга стихов и песен

Издание содержит стихи и песни Леонида Агутина.


Афганские песни Михаила Муромова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сборник афганских песен

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.