Владимир Высоцкий. Человек народный - [35]

Сергей Жильцов: Некоторые песни Высоцкого становятся через какое-то время малопонятными. В том смысле, что были написаны на злобу дня: как говорится, «утром — в газете, вечером — в куплете». А что-то уже становится историей. Простой пример — это песенка «О слухах»: когда-то там был куплет о том, что «отменили даже воинский парад». А воинский парад отменили 1 мая 1969 года. Вот Высоцкий об этом и поет. Но в поздних концертных выступлениях он уже не исполняет этот кусок, потому что слушатели уже и не помнят, о чем идет речь, — много времени прошло с того события.

Социальная тематика — это не любовная лирика, где плачущая свечка или томный вздох в ночи могут благополучно гулять по текстам целые столетия, нисколько не теряя актуальности. Тут — все очень быстро меняется. Если какие-то реалии не находятся на острие общественного внимания, то о них просто забывают.

Сергей Жильцов: Можно вспомнить песню «Жертва телевидения», где Высоцкий сначала пел «С Мюллером я на короткой ноге». Но когда он это писал, кто такой Мюллер — было понятно. Это в те годы был очень известный футболист из ФРГ. Но когда в 1973-м вышел фильм «Семнадцать мгновений весны», люди стали ассоциировать героя песни с одним из действующих лиц фильма, руководителем гестапо. И, чтобы не объяснять каждый раз, о каком именно Мюллере идет речь, Высоцкий просто этот кусок убрал. Когда он написал песню «Лекция о международном положении», сначала пел: «Уйдет вдова Онасисса, Жаки. Я буду мил и смел с миллионершами. Вы дайте только волю, мужики». Но большинство слушателей и тогда-то особенно не знали эту «Жаки», а в восьмидесятом — так и совсем забыли. Поэтому Высоцкий стал заканчивать песню на два куплета раньше. И не раз так было: какие-то злободневные вещи он переставал исполнять, потому что видел непонимание в глазах зрителей — осознавал: что-то уже устарело.

Зрительский интерес — вещь двоякая. С одной стороны, именно зритель, а не критик или искусствовед определяет то, что называют популярностью, востребованностью, актуальностью. С другой стороны, излишняя погоня за всем этими категориями может сильно ограничивать автора как в творческом плане, так и в выборе средств выражения. Ведь когда зритель пришел с активным требованием «сделайте мне красиво!», то особого маневра у автора уже и не остается. Если, конечно, он хочет удержать этого зрителя.

Андрей Добрынин: Я входил в Орден куртуазных маньеристов, который гремел в 90-х годах. Мы собирали такие аудитории, которые, наверное, не снились никому: ни тогда, ни теперь. Обычным делом у нас был набитый битком Большой зал Центрального Дома литераторов — 550 человек. Вход — исключительно платный. Мы целых два года подряд — причем каждый месяц! — большую аудиторию в Политехническом музее собирали. Шестидесятники хвалились тем, что они, мол, ее тоже собирали! Но они-то ее собирали всего несколько раз и со свободным входом! А мы — два года подряд, причем за деньги! Я хочу сказать, что как раз мне эта проблема — влияния зрелищности, коммерции на творчество — очень близка.

И тут мы выходим еще на один пласт, который вызывает полемику у ценителей творчества Высоцкого и тех, кому оно явно несимпатично. Довольно распространено такое утверждение: Высоцкий-де просто стриг бабло, зарабатывал деньги на невзыскательном слушателе. Потому, мол, и все творчество у него было заточено именно под коммерческую составляющую. Так ли это? Возможно, совсем сбрасывать со счетов влияние финансовой успешности не стоит. Но заявлять, что оно было определяющим?.. Для этого нужно уж очень не любить и не знать творческое наследие Высоцкого!

Андрей Добрынин: Что греха таить, Высоцкий был коммерческим проектом уже в начале 70-х годов. Причем весьма коммерческим: на нем грели руки уже тогда! Да и сам он был заработками не обижен. Я могу говорить тут как эксперт: в Ордене куртуазных маньеристов мы всегда старались поэзию отделять от зрелищности, всегда следили именно за поэтической стороной своих произведений. В том смысле, что отделяли стихи, которые можно было читать именно знатокам, ценителям поэзии. А не людям, что приходят просто посмеяться, получить заряд энергии, — это лишь одна часть аудитории, пусть даже и самая большая. Но мы также хотели выступать именно перед знатоками и настоящими ценителями поэзии, поднаторевшими в мировой культуре, чтобы они могли понять какие-то наши ассоциации и задумки. Часто у нас это получалось. И все-таки, даже при такой нацеленности на знатоков — должен откровенно признаться, что удавалось нам это не всегда. Потому что мы все равно держали в голове все эти овации, эти деньги за билеты. Куда же это денешь: это все равно давит, оказывает влияние, определяет очень многое в выступлениях! И уже у себя, например, я вижу стихи, созданные явно под прессом всего этого. Мне не стыдно за эти стихи, они достаточно профессионально написаны… Но, тем не менее, лучше бы, наверное, я их не писал вообще. И у многих моих товарищей была такая же история.

Эксперт и не скрывает, что не является почитателем таланта Высоцкого. Но при этом отдает дань мастерству Владимира Семеновича — как барда, как шансонье… Как шоумена, наконец.