Владимир Вернадский - [2]
Потом он вспоминал, что именно его старший брат Николай помог ему бороться с этими видениями. Коля уверял Володю, что стоит только присмотреться, и окажется, что бояться вовсе нечего. Он доказывал, что нет никакой мистики, тем более религиозной, связанной с душами умерших. Разговоры с отцом и дядей Евграфом Короленко также подкрепляли это мнение. «Евграф Максимович на звездном мире старался мне сделать понятным единство, кое существует, которому он верил. Голова начала работать, преодолевая себя, я стал оставаться в темной комнате, хотя вначале часто удирал оттуда во все лопатки, присматриваясь к пугающим предметам, замечал, что остов составляло или платье, или сапоги, или другие какие-нибудь предметы. Помню, как вера в домового была поколеблена тем, что за домового я раз принял кошку и вызвал компанию мальчуганов выгонять ее, они верили, что домовой принял вид кошки (черной), но я был положительно сконфужен, когда на другой день опять в саду увидел ту же кошку».
Юный гимназист – Гуле 10 лет.
Постепенно маленький Володя перестал пугаться темноты. Когда ему было 10 или 11 лет, он решился на окончательный опыт. «Я вызвал черта. В темную июльскую ночь (мы жили в Осколе – имении известного малорусского писателя Квитки-Основьяненко) я пробрался далеко в сад, и там, весь дрожа, на перекрестке двух или трех дорожек я повторил заклинанье, которому меня научили, все было тихо, 2-й, 3-й раз – раздался где-то шорох, я помню тот ужас, который охватил меня и с которым я справился не знаю как, когда лягушка прыгнула на дорогу. Я скоро оправился, взял эту лягушку, но и на следующий день у меня она жила – то был не черт, а действительно настоящая лягушка! Я был окончательно сконфужен и никому не говорил о своей попытке».
В 1873 году Володя стал гимназистом. А через год в семье случилась трагедия – старший брат Николай умер в возрасте 21 года от той же болезни, что и его мать Мария. Вернадскому тогда было 11 лет. Чтобы справиться с горем, семья выехала за границу.
Вернувшись на родину, Вернадские переехали обратно в Петербург. Там Иван Васильевич возобновил выпуск экономического журнала, открыл издательство и книжный магазин. С отцом у Володи были очень теплые отношения, с младшими сестрами-близняшками – не очень, они любили над ним насмехаться. Вернадский помогал отцу с журналом. Однажды перевел статьи о положении кооперации в Англии, что очень не понравилось цензуре. Журнал закрыли в 1881 году.
Мальчик проводил дни напролет в книжном магазине отца. Владимир очень рано и с жадностью начал читать. В основном это были книги о греческой истории и путешествиях. Он не любил историй, которые плохо заканчиваются. У Вернадского была привычка сначала смотреть концовку книги, и если она была грустной, то не читать ее. Эта привычка осталась у него и в зрелом возрасте.
Хотя Вернадский и считался в семье (особенно по сравнению с сестрами) очень трудолюбивым, учиться он, по его словам, не любил. «Я сидел над книгой, – делился он воспоминаниями с женой, – точно готовясь учиться, а фантазия моя в это время витала Бог знает где, или я дальше читал то, что не надо».
Володя Вернадский, гимназист 1-й Петербургской гимназии, 1878 год.
Владимира уже в 14 лет начинала интересовать политика. Он внимательно следил за Балканской войной. Внутренняя политика страны его интересовала не меньше, чем внешняя. Он писал в дневнике обо всем, что происходило. Например, о «Казанской истории» (преследовании народников и суде над ними возле Казанского собора в 1877 году) он отзывался с недоумением. Вернадский удивлялся тому, что государь устроил такую демонстративную и жестокую расправу над почти еще детьми. Самому старшему из осужденных было 22 года, а были и несовершеннолетние, притом никто не получил и шанса себя оправдать.
В семье Вернадских царил полный религиозный индифферентизм. Иван Васильевич был деистом, Анна Петровна – неверующей. Сам Владимир ни разу в жизни не был на заутрене перед Светлым воскресеньем, хотя, как он писал жене, каждый раз собирался, «да все как-то нельзя бывать». На него сильное влияние оказала няня, которую Вернадский характеризовал как человека чрезвычайно хорошего и положительно умного. «Ей обязан я и резким порицанием барства, которое она очень не любила, впервые узнал про освобождение крепостных и помню в детстве ее выговоры, если, будучи избалованным ребенком, грубо говорил ей или прислуге: «Что ты это, теперь нет крепостных, нет бар – все люди» и т. п.».
Он читал труды Татищева по истории России и книги о загадках природы. Владимир колебался, на какой факультет университета поступать – исторический или естественный. В 17 лет прочитал «О происхождении человека и естественном отборе» Дарвина на языке оригинала. Эту книгу ему подарил отец на день рождения по его просьбе. Он не просто прочитал, он осмыслил, оставив много комментариев на полях тома.
В гимназии Владимир дружил с таким же любознательным мальчиком, как и он сам, – Андреем Красновым. Они вместе вечно устраивали какие-то химические опыты со взрывами, которые радовали юных натуралистов и пугали Анну Петровну.
