Владимир Мономах. Между историей и легендой - [25]
Хотя перспективы занятия Владимиром Мономахом киевского стола, как мы можем заключить из его «размышлений», в этот момент были весьма призрачны, в исторической литературе широко обсуждалось предположение о том, что Мономах имел возможность получить киевский стол в 1093 г. Автором этой гипотезы стал В. Н. Татищев, который в первой редакции «Истории Российской» ограничился воспроизведением процитированного нами рассказа «Повести временных лет», во второй редакции своего труда писал, что «Владимир после смерти отца своего хотя киевлянами прошен был приять престол, но, рассудив, что то весьма многотрудно, мимо более старейших Святополка и Святославичев приять, поскольку те по старшинству отцов их имеют причину того требовать, и без войны междоусобной миновать не может, послал к Святополку Изяславичу в Туров объявить о смерти отца своего, дабы он, яко старейший из братии, пришед, престол русский принял; а сам поехал в Чернигов»[141].
Здесь мы имеем творческую интерпретацию историком летописного сообщения: оно концептуализировано таким образом, чтобы представить Мономаха поборником иерархического принципа наследования в княжеском роду, который в XIX столетии стал одной из составных частей родовой теории. Однако если судить по «Повести временных лет», «легитимизм» Мономаха имел свои пределы. По существу, он ограничивался только персоной Святополка Изяславича, тогда как упоминания о правах Святославичей, которые по-прежнему исключены из политической жизни Русской земли, в летописи нет. Напротив, древнейшие списки «Повести временных лет» (Лаврентьевский и Ипатьевский), которые были неизвестны историку, по меньшей мере, позволяют предполагать, что киевляне приветствовали вокняжение в Киеве Святополка, хотя эта летописная формула выглядит «этикетной» при сравнении ее с аналогичной формулой под 1069 г., использованной в описании вторичного вокняжения в Киеве Изяслава Ярославича.
Тем не менее «избыточная информация» Татищева, то есть историографический факт, а не материал источника, получила дальнейшее развитие в трудах исследователей. Например, С. М. Соловьев считал, что «по смерти отца Мономах не встретил бы никакого препятствия со стороны граждан, если бы захотел тотчас занять престол отцовский»[142]. Д. И. Иловайский писал, что киевляне «выражали желание иметь князем мужественного Владимира Мономаха»[143]. Эту же мысль повторил М. К. Любавский, отметивший, что киевляне «стали было приглашать его сесть на великом княжестве», но «Мономах наотрез отказался»[144]. Как видим, с течением времени мнения становились все категоричнее, однако источники не дают оснований для утверждений подобного рода, как, впрочем, и для предположений о том, что Мономах, чья личность якобы ассоциировалась с непопулярной политикой Всеволода Ярославича, не пользовался поддержкой киевской аристократии, которая предпочла ему Святополка[145].
Если бы Мономах действительно захотел остаться в 1093 г. на княжении в Киеве, то он сумел бы и найти сторонников, и устранить недовольных, а если бы у него не было такой возможности, то помещать в летописи его «рассуждение» на эту тему и вовсе было бессмысленно. Скорее всего, князь выбрал иную политическую альтернативу, предпочтя обзавестись не потенциальным врагом, а потенциальным союзником, который мог бы помочь ему противостоять и половецкой экспансии, и враждебным действиям Святославичей, тем более что последний из Изяславичей, лишенный Новгорода и Волыни, серьезной угрозы интересам Мономаха, по-видимому, не представлял.
Святополк прибыл из Турова в Киев 24 апреля 1093 г., и, как пишет летописец, «вышли навстречу ему киевляне с поклоном, и приняли его с радостью», однако едва он успел сесть на «столе отца своего и дяди своего», как допустил первую политическую ошибку, отказавшись от мирного соглашения, предложенного половецкими ханами, и посадив «в поруб» направленных к нему послов. В ответ половцы пошли на него войной, и Святополк, даже отпустив послов на волю, не смог умиротворить их. Князь собирался противостоять кочевникам, имея всего лишь 700 «отроков» (младших дружинников), но «разумные мужи» посоветовали ему обратиться за помощью к Мономаху, который стал собирать войска вместе с младшим братом Ростиславом, после смерти Всеволода княжившим в Переяславле.
По мнению А. П. Толочко, Н. Ф. Котляра и В. Я. Петрухина, в результате перераспределения столов в апреле 1093 г. в Русской земле был восстановлен режим, существовавший при «триумвирате» Ярославичей[146], однако это суждение представляется не совсем верным, так как, акцентируя внимание на кратковременной реставрации самостоятельности Переяславля, исследователи игнорируют тот факт, что «триумвират» 1093 г. с династической точки зрения не был повторением «триумвирата» 1054–1072 гг., ибо в стольных городах сидели лишь сыновья Изяслава и Всеволода, продолжавшие поддерживать политическую ситуацию, сложившуюся в 1077–1078 гг., в то время как сыновья Святослава все еще были лишены «причастья» в Русской земле. Более того, среди правителей Киева, Чернигова и Переяславля не было единства во мнениях относительно отражения половецкой угрозы. Встретившись в монастыре Святого Михаила (Выдубицком монастыре), они затеяли «распри и ссоры» и лишь под давлением «разумных мужей» принесли друг другу клятву на кресте и выступили из Киева, не имея определенного плана действий, ибо «Владимир хотел мира, а Святополк хотел войны». Когда князья подошли к реке Стугне, споры возобновились и верх одержали сторонники продолжения экспедиции. Однако когда 26 мая под Треполем князья столкнулись с половцами, то первыми побежали воины Святополка, а за ними – воины Владимира и Ростислава, который утонул при переправе через вышедшую из берегов Стугну.
