Владимир Ильич Ленин - [11]

Шрифт
Интервал

                        то, что про́жил,
и роюсь в днях —
                               ярчайший где,
я вспоминаю
                      одно и то же —
двадцать пятое,
                            первый день.
Штыками
                тычется
                               чирканье молний,
матросы
               в бомбы
                              играют, как в мячики.
От гуда
             дрожит
                           взбудораженный Смольный.
В патронных лентах
                                   внизу пулеметчики.
— Вас
            вызывает
                              товарищ Сталин.
Направо
              третья,
                           он
                                там.—
— Товарищи,
                       не останавливаться!
                                                           Чего стали?
В броневики
                      и на почтамт! —
— По приказу
                         товарища Троцкого! —
— Есть! —
                    повернулся
                                        и скрылся скоро,
и только
               на ленте
                              у флотского
под лампой
                    блеснуло —
                                          «Аврора».
Кто мчит с приказом,
                                    кто в куче спорящих,
кто щелкал
                   затвором
                                    на левом колене.
Сюда
          с того конца коридорища
бочком
             пошел
                        незаметный Ленин.
Уже
        Ильичем
                        поведенные в битвы,
еще
       не зная
                    его по портретам,
толкались,
                  орали,
                             острее бритвы
солдаты друг друга
                                  крыли при этом.
И в этой желанной
                                 железной буре
Ильич,
            как будто
                            даже заспанный,
шагал,
           становился
                               и глаз, сощуря,
вонзал,
             заложивши
                                 руки за́ спину.
В какого-то парня
                               в обмотках,
                                                   лохматого,
уставил
              без промаха бьющий глаз,
как будто
                сердце
                             с-под слов выматывал,
как будто
                душу
                         тащил из-под фраз.
И знал я,
               что всё
                            раскрыто и понято
и этим
           глазом
                       наверное выловится —
и крик крестьянский,
                                    и вопли фронта,
и воля нобельца,
                               и воля путиловца.
Он
      в черепе
                      сотней губерний ворочал,
людей
           носил
                     до миллиардов полутора.
Он
     взвешивал
                        мир
                               в течение ночи,
а утром:
— Всем!
                Всем!
                           Всем это —
фронтам,
                 кровью пьяным,
рабам
           всякого рода,
в рабство
                 богатым отданным.—
Власть Советам!
Земля крестьянам!
Мир народам!
Хлеб голодным! —
Буржуи
             прочли
                         — погодите,
                                               выловим,—
животики пятят
                           доводом веским —
ужо им покажут
                            Духонин с Корниловым,
покажут ужо им
                            Гучков с Кере́нским.
Но фронт
                  без боя
                                слова эти взяли —
деревня
               и город
                             декретами за́лит,
и даже
             безграмотным
                                       сердце прожег.
Мы знаем,
                  не нам,
                               а им показали,
какое такое бывает
                                   «ужо».
Переходило
                      от близких к ближним,
от ближних
                    дальним взрывало сердца:
«Мир хижинам,
война,
           война,
                      война дворцам!»
Дрались
               в любом заводе и цехе,
горохом
              из городов вытряхали,
                                                     а сзади
шаганье октябрьское
                                      метило вехи
пылающих
                   дворянских усадеб.
Земля —
                подстилка под ихними порками,
и вдруг
             ее,
                  как хлебища в узел,
со всеми ручьями ее
                                     и пригорками
крестьянин взял
                             и зажал, закорузел.
В очках
             манжетщики,
                                   злобой похаркав,
ползли туда,
                     где царство да графство.
Дорожка скатертью!
                                    Мы и кухарку
каждую
             выучим
                          управлять государством!
Мы жили
                пока
                        производством ротаций.
С окопов
                летело
                            в немецкие уши:
— Пора кончать!
                              Выходите брататься! —
И фронт
                расползался
                                      в улитки теплушек.
Такую ли
                течь
                        загородите горстью?

Еще от автора Владимир Владимирович Маяковский
Флейта- позвоночник

Вначале поэма называлась "Стихи ей". Отдельной книгой вышла в феврале 1916 года. Все дореволюционные издания содержали цензурные изъятия. Купюры были восстановлены только в сборнике "Все сочиненное Владимиром Маяковским" (т.1-2, 1919), где поэма была напечатана под названием "Флейта позвоночника"."За всех вас,которые нравились или нравятся,хранимых иконами у души в пещере,как чашу вина в застольной здравице,подъемлю стихами наполненный череп.".


Баня. Клоп

«Баня» (1929) и «Клоп» (1928) – интереснейшие сатирические пьесы Маяковского. Жанр этих комедий трудно определить – настолько оригинально и естественно в них соседствуют едкая социальная сатира, фантастика и фантасмагория. В причудливых, эксцентричных сюжетах «Бани» и «Клопа» автор в увлекательной и забавной форме обличил ненавистные ему мещанство и лживость, бюрократизм и ханжество. В сборник также вошли поэмы «Люблю», «Про это», «Хорошо!».


Что такое хорошо и что такое плохо (ч/б рисунки)

Что такое хорошо и что такое плохо.Рисунки Алексея Пахомова. 1949 г.


Война и мир

В поэме «Война и мир» (вторая половина заглавия в дореволюционной орфографии писалась через «i» — «Mip», то есть вселенная) необыкновенная широта поэтических ассоциаций, гиперболизм поэтического стиля Маяковского соединяются с осознанием им невиданного размаха социальных противоречий жизни. Место действия поэмы — огромная арена, весь мир, а действующие лица — не только народы и страны, но и вся вселенная. Любовь к человеку, к «живому», противопоставлена в поэме «убийце-победе».


Люблю

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворения (1916)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.