Владимир Чигринцев - [7]

Шрифт
Интервал

Он приник к бутылке, уже не предлагал Воле, отчаянно сосал, выгнал пары из-под верхней губы через подбородок, впился в рукав пиджака, словно заплакал.

— Витька, погоди… — Вдруг стало ясно, что Аристов смертельно пьян.

— Ты говоришь, на блюдечке, — оправдываясь, зачастил Чигринцев, — но не в деньгах дело…

— В деньгах, в деньгах, — зло выговорил Аристов, — не прикидывайся ты-то хоть. И раньше было в деньгах — цивилизации, культура появляются там, где деньги работают, а теперь «сникерс» драный без денег не купишь, не говорю об одежке приличной. Мне не миллионы нужны — свобода! Ото всех свобода! Я всегда все сам делал — и что теперь кафедра? Выдры прокоммунистические, старперы, Профессор — глава несуществующей школы, но корифей, а я — бумажки носить? Нет! Женюсь и уедем с Татьяной, уедем, на хрен, в Америку, Ларри звал лекции читать, а я уж зацеплюсь. Мир един, он стал един, а здесь… все катится, катится, вечно катится, и быдло, быдло — в телевизор погляди…

— Не путай Божий дар с яичницей…

— Нет, не дам говорить! — с пьяным наскоком оборвал Аристов. — Ни хрена, ты понимаешь, ты все понимаешь — рушится, все рушится, и Павел Сергеевич наперед видит: он скоро — ноль, ноль, и я тут ноль, а троглодиты приходят в чем-то и пострашнее прежних, а мне что, в бизнес идти? В бизнес?! — Он уже кричал.

Хорошо, в вечерней электричке было мало народу, да и к пьяным привыкли и не обращали на них внимания.

— Зачем в бизнес, Витя? По мне хорошо, что хочется, хочешь, так в бизнес. Ты же историю свою любишь, архивы…

— Вот! Люблю. Это все, что у меня есть, а история — э-э, я знаю… — Аристов погрозил пальцем и сполз по сиденью вбок.

— Где ты так успел надраться? — восхищенно спросил Воля.

— А я в сортире, в сортире бутылочку о-при-хо-до-вал! — хитренько поводя мутными глазками, пробормотал Аристов. — Мне она говорит — не пей, а я пью и буду пить — я алкаш, сын алкаша, я не чета, именьице бы нам, но сиры, да, сиры и убоги — именьица Бог не дал. Дедуся мой — старый пердун, именьице то пацаном спалил — петушка пустил — ха! — выдохнул он. — Давай песню запоем!.. В той степи гал-л у хой-а-а…

— Молчать! — Воля вдруг вскочил и, сам не понимая отчего, рассвирепел. — Молчать, зараза! Спи, пока не разбужу!

— Ась? Ась? Ась-ась-ась, утиньки-путиньки, закричатушки на нас, закричатушки, нас сейчас растоптатушки будут, — просюсюкал Аристов и скорбно уставился в пол.

— Витя, Витюня, ты чего?

Воля пересел на его скамейку, тряхнул братски полумертвое тело, голова безвольно мотнулась из стороны в сторону, но не дозвался — Аристов впал в оцепенение. В глазах у него стояли слезы.

— Витя, перестань, поедем домой.

— Да-а-а. — Аристов клоунски растянул припухшие губы. — Дам-мой… хрена я там забыл?

— Тогда едем ко мне!

— Не-ет, не-ет, домой, только домой… Воля, поклянись, что не бросишь.

— Ну куда я тебя брошу? Сейчас такси возьмем…

— Плохо мне, Воля!

— Перестань, все будет хорошо!

— Все будет — горь-ка!.. Горрь-каа!!! — как пьяный деверь на свадьбе, возопил Аристов, икнул и отключился, засопел.

…С электрички шли, мотаясь, под проклятья вокзальных бабок: «Нажрались, черти! Этим все едино, лишь бы до соплей!» Притормозили частника.

— Мутных не вожу. — Водила набивал цену.

Воля резко оборвал его:

— Плачу по верхней колонке, вперед, шеф! — Затолкал Аристова в «жигуленок». Тронулись.

Посреди засыпающей Москвы, на Садовом, Виктор приоткрыл глаза и в трансе вдруг загрозился:

— Ты, гад, вези-вези, а то мы тебя накажем, больна!

— Чего-чего? — переспросил здоровенный водила изумленно.

— Поговоришь у меня, смерд! Разговорчики в строю! — Виктор начинал просыпаться. Опасаясь скандала, Воля немедленно скормил ему остатки водки, и Аристов опять сник.

— Не люблю мутных, — пожаловался шофер, — или заблюют, или орать начинают — горе.

— У него и правда горе, — приврал Воля. — Ты не обижайся, шеф.

— На обиженных воду возят, — отчеканил водила, — я не к тому: выпил — ляжь и молчи, а то лезет, лезет наружу вся хмарь. — И вдруг помягчел и принялся травить истории про пьяных.

Наконец доехали до Теплого Стана. Воля расплатился. Неожиданно по собственному почину водитель бросился помогать — втащили Аристова по ступенькам в подъезд, приставили к лифту.

— Давай, парень, спать его ложи, а будет бузить — бей в лоб, я их знаю, — серьезно посоветовал шофер на прощанье.

В квартире Аристов опять очнулся.

— Спасибо, Волюшка, дальше я сам. — Побрел к кровати, рухнул, зарылся в подушку, пробормотал сонно: — Я в норме, я в пор-рядке, Воля, спасибо, друг, ты вались рядом, я в норме.

Делить с ним на двоих узкую кровать Чигринцев не собирался. Немытая холостяцкая берлога, кислый, застоявшийся запах, книги и грязная кастрюля сожительствовали на полу; старенький черно-белый телевизор — таракан на ножках, не метенный столетьями ковер и яркая деревенская герань, одиноко и бурно цветущая на узком подоконнике. В углу тяжело храпящий хозяин. Воля выждал минуту для приличия, накрыл мертвяка одеялом, погасил свет и вышел, захлопнув дверь раздраженно и громко.

Ему случалось напиваться с Витькой и один на один, и в компании, но не так мрачно, как сегодня. Аристовские вопли вертелись в голове. Тело одеревенело от усталости. Он поймал такси и дорогой молчал.


Еще от автора Пётр Маркович Алешковский
Как новгородцы на Югру ходили

Уже тысячу лет стоит на берегах реки Волхов древнейший русский город – Новгород. И спокон веку славился он своим товаром, со многими заморским странами торговали новгородские купцы. Особенно ценились русские меха – собольи куньи, горностаевые, песцовые. Богател город, рос, строился. Господин Велики Новгород – любовно и почтительно называли его. О жизни древнего Новгорода историки узнают из летописей – специальных книг, куда год за годом заносились все события, происходившие на Руси. Но скупы летописи на слова, многое они и досказывают, о многом молчат.


Крепость

Петр Алешковский – прозаик, историк, автор романов «Жизнеописание Хорька», «Арлекин», «Владимир Чигринцев», «Рыба». Закончив кафедру археологии МГУ, на протяжении нескольких лет занимался реставрацией памятников Русского Севера.Главный герой его нового романа «Крепость» – археолог Иван Мальцов, фанат своего дела, честный и принципиальный до безрассудства. Он ведет раскопки в старинном русском городке, пишет книгу об истории Золотой Орды и сам – подобно монгольскому воину из его снов-видений – бросается на спасение древней Крепости, которой грозит уничтожение от рук местных нуворишей и столичных чиновников.


Рыба. История одной миграции

История русской женщины, потоком драматических событий унесенной из Средней Азии в Россию, противостоящей неумолимому течению жизни, а иногда и задыхающейся, словно рыба, без воздуха понимания и человеческой взаимности… Прозвище Рыба, прилипшее к героине — несправедливо и обидно: ни холодной, ни бесчувственной ее никак не назовешь. Вера — медсестра. И она действительно лечит — всех, кто в ней нуждается, кто ищет у нее утешения и любви. Ее молитва: «Отче-Бог, помоги им, а мне как хочешь!».


Институт сновидений

Сюжеты Алешковского – сюжеты-оборотни, вечные истории человечества, пересказанные на языке современности. При желании можно разыскать все литературные и мифологические источники – и лежащие на поверхности, и хитро спрятанные автором. Но сталкиваясь с непридуманными случаями из самой жизни, с реальными историческими фактами, старые повествовательные схемы преображаются и оживают. Внешне это собрание занимательных историй, современных сказок, которые так любит сегодняшний читатель. Но при этом достаточно быстро в книге обнаруживается тот «второй план», во имя которого все и задумано…(О.


Жизнеописание Хорька

В маленьком, забытом богом городке живет юноша по прозвищу Хорек. Неполная семья, мать – алкоголичка, мальчик воспитывает себя сам, как умеет. Взрослея, становится жестоким и мстительным, силой берет то, что другие не хотят или не могут ему дать. Но в какой-то момент он открывает в себе странную и пугающую особенность – он может разговаривать с богом и тот его слышит. Правда, бог Хорька – это не церковный бог, не бог обрядов и ритуалов, а природный, простой и всеобъемлющий бог, который был у человечества еще до начала религий.


Рудл и Бурдл

Два отважных странника Рудл и Бурдл из Путешествующего Народца попадают в некую страну, терпящую экологическое бедствие, солнце и луна поменялись местами, и, как и полагается в сказке-мифе, даже Мудрый Ворон, наперсник и учитель Месяца, не знает выхода из создавшейся ситуации. Стране грозит гибель от недосыпа, горы болеют лихорадкой, лунарики истерией, летучие коровки не выдают сонного молока… Влюбленный Профессор, сбежавший из цивилизованного мира в дикую природу, сам того не подозревая, становится виновником обрушившихся на страну бедствий.


Рекомендуем почитать
Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Ловля ветра, или Поиск большой любви

Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.


Годы бедствий

Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.


Cистема полковника Смолова и майора Перова

УДК 821.161.1-31 ББК 84 (2Рос-Рус)6 КТК 610 С38 Синицкая С. Система полковника Смолова и майора Перова. Гриша Недоквасов : повести. — СПб. : Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2020. — 249 с. В новую книгу лауреата премии им. Н. В. Гоголя Софии Синицкой вошли две повести — «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Гриша Недоквасов». Первая рассказывает о жизни и смерти ленинградской семьи Цветковых, которым невероятным образом выпало пережить войну дважды. Вторая — история актёра и кукольного мастера Недоквасова, обвинённого в причастности к убийству Кирова и сосланного в Печорлаг вместе с куклой Петрушкой, где он показывает представления маленьким врагам народа. Изящное, а порой и чудесное смешение трагизма и фантасмагории, в результате которого злодей может обернуться героем, а обыденность — мрачной сказкой, вкупе с непривычной, но стилистически точной манерой повествования делает эти истории непредсказуемыми, яркими и убедительными в своей необычайности. ISBN 978-5-8370-0748-4 © София Синицкая, 2019 © ООО «Издательство К.


Повести и рассказы

УДК 821.161.1-3 ББК 84(2рос=Рус)6-4 С38 Синицкая, София Повести и рассказы / София Синицкая ; худ. Марианна Александрова. — СПб. : «Реноме», 2016. — 360 с. : ил. ISBN 978-5-91918-744-8 В книге собраны повести и рассказы писательницы и литературоведа Софии Синицкой. Иллюстрации выполнены петербургской школьницей Марианной Александровой. Для старшего школьного возраста. На обложке: «Разговор с Богом» Ильи Андрецова © С. В. Синицкая, 2016 © М. Д. Александрова, иллюстрации, 2016 © Оформление.


В глубине души

Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.