Владетельница ливанского замка - [18]

— Заранее согласен. В чем дело?

— Г-н полковник, моя работа уже более или менее налажена. Мне хотелось бы получить разрешение отлучиться ненадолго из канцелярии в ближайшую субботу после обеда. Я еще не сделал ни одного визита, а между тем…

Он засмеялся.

— Я не решился предложить вам этого, а между тем… позвольте мне откровенно сказать вам, что моя жена, которой я без конца рассказываю о вас, находит, что вы не слишком-то торопитесь познакомиться с ней. Но это мнение не является ее особым мнением. Идите, дорогой. Выходите, когда пожелаете! Кроме того, — он хитро кивнул головой, — даже с точки зрения нашего ремесла это может оказаться далеко не вредным.

В течение следующей недели, надев парадную форму, я делал визиты, следуя составленному Мишель списку, и, надо признаться, это были недурные дни. Я появлялся во всех гостиных поочередно, сперва с легким стеснением, затем, по мере того как увеличивались мои знакомства, все более непринужденно. Забавно в Бейруте, как и в Париже, делая пять-шесть визитов в день, встречать повсюду одних и тех же лиц. Когда мы с Мишель устраивали наши «нежданные» встречи, мы не решались назначать их больше двух на один и тот же день. Мы со смехом сознавались в этом, когда вечером, встретившись у нее, подводили итог хорошо проведенному дню.

Такое времяпрепровождение я считал недостойным себя. Мы только и делали, что встречались, пили чай и танцевали. Однако я наслаждался этой легкостью жизни, — она так сильно отличалась от моего прошлого сурового существования. Мой мундир — этот прославленный Вальтером и другими мундир — привлекал ко мне внимание барышень и молодых женщин. И в самом деле, если приятно танцевать с авиатором, то танцевать с мегаристом уже положительно лестно.

— Ваша рука… вы были ранены, капитан? Может быть, вам больно?

— О нет, сударыня! Пожалуйста, опирайтесь на нее без всякого опасения. Я уже совершенно поправился.

Благодаря прекрасным дням поздней весны повсюду появились очаровательные летние наряды. Платья из тюля и легкой тафты — лимонно-желтые, бледно-голубые, нильской зелени, розовые. Оттенки, быть может, несколько яркие, но такие естественные, так гармонирующие с великолепной лазурью, лившейся в окна этих гостиных с колеблющимися пальмами, с лиловыми цветами жакаранды, с красным пламенем чибиска.

Сколько своеобразного очарования в этих сирийских приемах! Старички в фесках, приверженцы Стамбула, молодые люди в пиджаках блеклых тонов, французские офицеры, женщины, по большей части очень красивые… Как я любил их, этих покорных туземок! Каких преданных союзниц я видел в них.

— А как вам нравятся, капитан, наши горы? Они так же красивы, как и у вас на родине?

— Я так мало еще знаю их, сударыня. Даже с Бейрутом еще не сроднился. Прошло ведь только три месяца, как я здесь, и два из них — в госпитале.

— А другие — среди пустыни, в борьбе за нас с бедуинами этого ужасного Файсаля. Вы — герой!

— Ну что вы!

— Да, да! Мы так признательны французским солдатам. Вы знакомы с моей кузиной, Неджиб Хаддад? Позвольте вас представить. Она хорошенькая, не правда ли?

— Вы поедете этим летом в Алей или в Сафару, капитан?

— Я еще не решил…

— Надо ехать. Оставаться в Бейруте немыслимо. Дорогая, ты имеешь на него влияние, скажи ему, что необходимо ехать. Заезжайте ко мне в Бхамдун, это рядом с Алеем. Не обращайте особенного внимания на наш дом, мы ведь там — в деревне, вы понимаете?

— Вы, право, слишком любезны, сударыня.

— А вот и наша другая кузина, Селим Кхуру: она тоже проводит лето в Бхамдуне. Капитан Домэвр, о котором ты, конечно, уже слышала, дорогая.

— Ты опоздала, милая Саада. Я танцевала с капитаном еще третьего дня у Альфреда Сюрсока.

— Уже успела! Он уверяет, что начал делать визиты всего три дня тому назад, а оказывается, уже имел случай пригласить тебя! Право, я ревную. А вот и фокстрот. Вы со мной, капитан? Нет, нет, никаких извинений.

— Очень мило! — сказала мне после фокстрота, на другом конце залы, майорша. — Ваша жизнь принадлежит лишь сирийским дамам. Вы танцуете только с ними. Неужели они вам так нравятся?

— Я нахожу их очаровательными, — отвечал я, наслаждаясь той кислой улыбкой, какую постоянно вызывал подобный ответ.

Помню, это было в пятницу. В тот день я отправился с визитом к жене секретаря Верховного комиссариата. М-ль Эннкен, немного утомленная, предупредила меня, что в этот день я ее больше не встречу. Я тотчас же собрался идти работать в свою канцелярию. Но она горячо запротестовала. Я повиновался.

Было пять часов, когда я пришел в гостиную, переполненную народом. Тяжкая духота предвещала близкую грозу. В окна струился аромат садов и смешивался с духами дам.

Лишь только я вошел, меня окружила толпа моих постоянных партнерш по танцам. Меня буквально вырвали из их рук, чтобы представить трем молодым женщинам, пившим чай в самом темном уголке гостиной. Я почти не расслышал их имен, поклонился и, пробыв с ними для приличия минут пять, сумел потихоньку улизнуть к моим славным барышням. Не рассчитывая увидеть меня так скоро, они уже принялись болтать о разных пустяках. С большим удовольствием я вслушивался в их щебетанье, вставляя слово только тогда, когда ко мне обращались с вопросом.