Вкуснотища - [13]

Стэнли принес две чашки кофе.

— Пап, тебе же вроде нельзя курить.

Джек повернулся и бросил на сына тяжелый взгляд.

— А ты знаешь, что тебе вроде не следует совать нос в чужие дела.

Он взял чашку у Стэнли, отпил немного и сунул ее обратно сыну.

— Подержи-ка. Мне надо в туалет.

После удачного избавления от остатков нью-йоркского бифштекса, жареной картошки со сметаной и луком, кусочков жареного бекона, кочанного салата, залитого острой приправой «ранчо», и популярного нынче персикового пирога Джек отправился в гараж. Стэнли плелся за ним. Он держался позади отца, пока тот преодолевал две небольшие ступеньки на своем ходунке. Стэнли хотел было помочь, потом передумал, но в конце концов не выдержал и протянул отцу руку.

— Держи, пап.

Джек гаркнул на него:

— Я в порядке! Ты обращаешься со мной так, словно я, мать твою, умственно отсталый.

— Я просто пытался помочь.

— Мне на хрен не нужна твоя благотворительность!

Стэнли не обиделся. Не важно, что говорит отец. Они спорили из-за этого уже сотни раз. И всегда споры заканчивались одинаково.

Джек шатаясь спустился по ступеням с громоздким ходунком и потом с видимым усилием залез в свой построенный на заказ фургон.

— Ты идешь? Нам работать надо.

— Я встречусь с тобой там.

— Великолепно. С твоими темпами окажешься на месте как раз к обеду.

Джек кивнул на прощание, тем временем дверь гаража автоматически открылась, и ослепительно белый солнечный свет ворвался в темное и пропахшее маслом помещение. Стэнли отошел в сторону, и отец завел двигатель фургона. Джек никогда не удосуживался взглянуть, куда он едет, когда давал задний ход. Он просто включал сцепление и давил на газ. Всякие там зеркальца заднего вида существовали, по его убеждению, исключительно для дамочек.

5

Фрэнсис открыл глаза. Снаружи неистово палило полуденное солнце, его белое слепящее сияние приглушалось до зеленоватого отблеска благодаря тяжелым шторам, закрывающим окна гостиничного номера. Фрэнсис прищурился. Даже несмотря на плотно опущенные шторы, свет больно впивался в глаза, словно раскаленная спица. В горле все пересохло, во рту ощущался неприятный привкус, будто он проспал всю ночь с засунутым туда носком. Болели мышцы, ныли кости, и было так трудно дышать, словно нос заложило от здоровенных запекшихся капель крови. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько отвратительно.

Фрэнсис оглядел комнату, пытаясь вспомнить, что же все-таки накануне произошло. Вроде бы он сейчас в своем номере. Впрочем, все гостиничные номера на одно лицо, словно сошли с какого-то производственного конвейера на гигантском заводе, со свежей побелкой и пришлепнутой сбоку надписью «ГОСТИНИЦА». Одинаковые номера явно штампуются в большом количестве на конвейерной ленте, в каждом непременно найдутся похожие лампы, кровати, картины, ведерки для льда и махровые халаты. Эдакие специально разработанные комплекты, чтобы внушить иллюзию комфорта и стабильности среднестатистическому дельцу, который останавливается здесь в перерывах между деловыми встречами с другими среднестатистическими дельцами. Место, чтобы отдохнуть и на время позабыть о стратегиях, продажах, телеконференциях или иных столь же беспокойных занятиях.

Фрэнсис представил себе, как мужчины и женщины со стильными прическами, в строгих деловых костюмах, с дорогими кожаными портфелями, на которых выбиты их инициалы, возвращаются в свои номера, чтобы отпраздновать очередную удачную сделку. Ринутся ли они сразу же к мини-бару, чтобы насладиться вкусом полулитровых бутылочек какого-нибудь там белого «крест-рок шардоне»? Станут ли они поглощать жареный миндаль? А может, примутся за сладости? Как вообще празднуют свои победы типичные представители делового мира? Опрокидываются ли их женщины на спину, широко расставив ноги, пока самцы-дельцы заключают сделки?

От подобных мыслей у него разболелась голова.

Фрэнсис повернулся на кровати, почти физически ощутив, как серое вещество жидкой массой перелилось с одной стороны черепа на другую, болезненно просочившись через варолиев мост подобно ледяному вязкому скипидару, вызвав у него легкую тошноту. Откинув голову на мягкие подушки, он поборол желание расстаться с содержимым желудка. Именно в эту минуту Фрэнсис боком ощутил тепло человеческого тела, пристроившегося рядом с ним в кровати. Тогда-то он и вспомнил все.

О, конечно же. Спасатель с водной станции.

Неожиданно Фрэнсису стало чуть лучше. Он приподнялся на локте и с восхищением принялся рассматривать спящего парня. Фрэнсис не смог вспомнить таких мелких подробностей об этом загорелом юноше, как имя, но в памяти всплыли какие-то разговоры о том, что тот некогда участвовал в соревнованиях по серфингу. Фрэнсис подумал, что молодого человека, возможно, зовут, Диком, но наверняка он не стал бы утверждать. Впрочем, это не имело никакого значения. Зачем, черт возьми, имя, когда у тебя такая шикарная грудь — без единого волоска и бугрящаяся от мускулов, бицепсы прочнее скал и такие тугие ягодицы, напоминающие поверхность упругого мячика.

Фрэнсис самодовольно ухмыльнулся и пожалел, что поблизости нет цифровой камеры, чтобы он мог сделать фотографию и отослать ее Чаду по электронной почте. Фрэнсис представил, как бы тщательно он выбирал нужный ракурс, чтобы вытатуированные на выпирающих мускулах ананасы попали в кадр. Этого, в довесок к широченным плечам и бритой голове, оказалось бы достаточно, чтобы вызвать у Чада приступ ревнивого бешенства.