Вкус жизни - [29]

– Вы не удивляйтесь, они совершенно нормальные люди, просто живут в другом мире, недоступном для нас, и, может, они смотрят на нас так же, как мы смотрим на них, – сказал он.

Я снова и снова пытался вернуть ее в наш мир своими воспоминаниями, но она повторяла мне:

– Я вас не знаю, – и продолжала качаться из стороны в сторону.

Такая пытка по силам закаленному человеку, и я попросил санитара вывести меня оттуда.

Мы с ним присели на ступеньки перед входом, я угостил его сигаретой, и мы закурили. Я спросил его:

– Как ты можешь здесь работать, тут самому свихнуться можно.

Он ответил мне не сразу. Докурил сигарету до самых пальцев и ответил медленно и весомо:

– Понимаешь, у меня тут мать. Сам знаешь, ведь мать бывает одна.

Он поднялся со ступеней и, кивнув мне на прощанье, закрыл за собой дубовую дверь.

Я еще некоторое время сидел на ступенях и думал обо всем об этом, потом поднялся и побрел через парк обратно к машине. И этот лес мне больше не казался волшебным, в его шелесте слышались боль и страдания человеческой души. Мне казалось, что оттуда, из серого дома, эти люди смотрят мне в спину, провожая меня в реальный мир из мира своих иллюзий.

И вдруг перед самым забором меня окликнул девичий голос:

– Эй, эй, эй!

Я остановился и обернулся: передо мной стояла девушка лет двадцати с выражением лица пятилетнего ребенка. Она протянула ко мне руку и жалобно попросила:

– Дай конфетку!..

Я механически стал рыться в карманах, хотя знал, что там нет никаких конфет. С сожалением развел руками и направился к машине. Она опять окликнула меня:

– Эй, эй, ты сюда еще вернешься, привезешь конфет?

Я утвердительно кивнул и сел в машину. Через окно я видел, как она, ссутулив плечи от обиды, побрела со своей маленькой собачкой к серому дому. А я поехал навстречу сумасшедшему миру.

Счастье

Я мечтал жениться на ней, но ее привередливая мамаша все время ей твердила, что я остолоп и что из меня ничего путного не получится. Конечно, в ее словах была доля правды, но я все равно был с ней не согласен ни с мамашей, ни с ее правдой. Когда в их доме появился соседский умник Вилли, имевший репутацию подающего надежды молодого человека, мои шансы сделаться женихом прекрасной Бэллы стали равны нулю. Но предаваться унынию я не собирался и на ближайшей вечеринке, накачавшись пивом, выплясывал со всеми свободными от кавалеров девчонками, выбирая себе одну на сегодняшний вечер.

Утром солнечный луч пролез через дырку в крыше сарая и нахально устроился на моем лице, мешая спать, но заставляя голову, тяжелую от вчерашнего пива и громкой музыки понемногу соображать. Открыв глаза, я обнаружил рядом толстушку Эмми, которая прижималась ко мне большим теплым задом и сладко посапывала. Это никак не входило в мои вчерашние планы, но, по всей вероятности, пиво их слегка изменило и загнало меня в сенной сарай, принадлежащий Эмминому отцу. Как это случилось, одному Богу известно, сам же я ничего не помнил.

Когда мы с ней спустились с сеновала, возле дверей я увидел, к своей радости, ее отца, славившегося на всю округу непредсказуемостью характера и крутым нравом. Он пожелал нам счастья в совместной жизни, поправляя на плече хорошую двустволку немецкого производства. Вот так, нежданно-негаданно, и мне привалило девяностокилограммовое счастье.

Свадьбу мы сыграли через месяц, удивив всех моих и ее знакомых, а через восемь месяцев, на один раньше срока, появился на свет наш первенец. Толстячок выдался на славу: щеки круглые, как шарики от пинг-понга, ручки все в складочках, ну прямо живой колобок, и все время улыбается.

А сама Эмми после родов начала стремительно худеть и вскоре стала весить килограммов пятьдесят пять, стала стройной, прямо как модель из журналов. Ну я, конечно, не скажу, что женился по страстной любви, но тут на меня такое нахлынуло, глаз оторвать не могу, как увижу ее в ночной рубашке, и вскоре у нас родился еще один, а она от этого только хорошеет. Мужчины в нашем поселке, как пива напьются, только и чешут языки об этих переменах в Эмми, да и женщины удивляются, приписывая все заслуги в этих изменениях мне, будто бы мужчина такой особенный. Но все это ерунда, от других я мало чем отличаюсь, ну может, чуть ленивей.

Вскоре мы переехали в город, и Эмми пригласили работать на телевидение. У нас как-то проездом киношники были, и их главный Эмми приметил; поговорили о том о сем, ну, пару раз мы в город съездили, там ее попробовали, как она перед камерой держится, и пригласили. Правда, через год она снова родила, ну и сразу опять на телевидение. Все говорят, звезда она, ну и я тоже так считаю.

Талант

В полдень солнце стоит в зените и нещадно палит спины и животы отдыхающих. В это время даже мухи прячутся в тени, наблюдая оттуда за неразумными людьми.

Сергей не боялся жары, он лежал на спине возле самого моря, надвинув белую кепку с длинным козырьком на самые глаза. В свои пятьдесят два года четыре самых теплых месяца в году он проводил на пляже у моря. И сейчас он томно развалился на белом песке и погрузился в воспоминания далекой молодости. Ему вспоминался Театр юного зрителя, где он начинал учиться актерскому мастерству у корифеев сцены. Он вспоминал, как читал со сцены стихи Есенина и как дружно аплодировал ему зал, и он снова что-то читал на «бис». Уже тогда ему прочили славу актера, к тому же он неплохо играл на рояле, свободно аккомпанировал себе на гитаре и даже стучал на ударной установке. Все девушки были от него просто в восторге, он даже умудрился отбить красавицу Зою у своего друга Андрея. Правда, потом тому повезло гораздо больше: он женился на певичке из своего оркестра, где играл на бас-гитаре, а она со временем стала одной из популярнейших певиц в стране. А с Зоей он все равно развелся, уж очень у нее был мерзкий характер, правда, вкалывала она как вол на трех работах, но это ничего не значило.