Вкус жизни - [18]

Мы тоже решили попробовать этот непривычный напиток. Мне он пришелся по вкусу, а трое моих сокурсников поморщились, отчего Трофимыч и его сосед вовсю смеялись, сощурив свои и без того узкие глаза. Мне показалось, что они забавляются, угощая впервые прибывших в эти края, и радуются реакции на их местную экзотику. Потом Трофимыч ушел по делам, оставив нас на попечение своего соседа Николая.

И вдруг я вспомнил о копченой колбасе салями и черном хлебе, что мы прихватили из дома, и достал из рюкзака наши «неприкосновенные запасы». Мы сами были уже сыты и хотели побаловать нового знакомого нашими деликатесами. Николай с удовольствием принялся за предложенное угощение.

Минут через двадцать нарезанная колбаса и хлеб исчезли в утробе соседа, я нарезал еще, правда, потоньше, вскоре он съел и это. Потом с колбасой было покончено, и ради интереса я стал нарезать просто хлеб – он съел и хлеб. Наконец сосед поднялся и, еле переставляя ноги, отправился к себе домой. Мы еще долго обсуждали прожорливого мужика.

Устав после дальней дороги, я не мог заснуть и вышел на улицу посмотреть на небо, как вдруг услышал приглушенные стоны из соседской будки-туалета, освещенной желтым светом луны. «Мается, сердечный, плохим стулом, – ехидно подумал я. – Не пошел хлебушек с колбаской». Вскоре оттуда вышел сосед и медленно побрел к дому, но, не дойдя до крыльца шагов пяти, развернулся и снова рванул к туалету. Я стоял на крыльце и наблюдал, как этот бедолага совершает прогулки от туалета до дома и, как привязанный к резинке, снова мчится к будке с сердечком. Как сказал бы бравый солдат Швейк, «наша колбаса в сортире».

Утром мы направились в небольшой чум, покрытый корой какого-то дерева. Там нас ожидал знаток местного фольклора. Мы уселись за импровизированный стол: на полу перед нами поставили кружки для чая, и хозяин начал:

– Первый закон уважения к хозяину запрещает отказываться от предложенного угощения, и ни один тувинец его никогда не нарушает.

Мы переглянулись, от всей души пожалев вчерашнего гостя и нашу колбасу.

Вонь

Трамвай номер три, поворачивая возле клуба «Аврора», противно скрипит рельсами, отчего начинают ныть зубы, как перед кабинетом зубного врача, когда слышишь звук бормашины. Перед самым этим поворотом каждое утро в восемь часов стоит маленькая старушка с котомками, из которых доносятся мяуканье, шипение и возня, отчего эти сумки шевелятся, приводя в недоумение народ на остановке. В некоторые трамваи эту странную пассажирку не пускает контролер потому, что от нее исходит неприятный запах и у нее не очень чистая одежда. Его обычно поддерживают пассажиры, и она терпеливо остается стоять в ожидании другого трамвая.

Я бежал со всех ног, опаздывая на работу, и еле-еле успел вскочить в отходивший трамвай. Женщина-контролер оторвала мне билет и ждала, когда я заплачу ей двадцать сантимов. И вдруг я обнаружил, что забыл свой кошелек на комоде возле зеркала в прихожей. Я стал судорожно рыться по карманам в надежде найти там какую-нибудь завалящую монетку, но, увы, – там были только какие-то бумажки и прочий мусор.

Контролерша сузила глаза и принялась меня просто уничтожать своим пронзительным взглядом. Совсем оробев, я начал оправдываться:

– Вы знаете, я на работу очень торопился, я вообще-то честный.

Вот после этой моей последней фразы весь притихший трамвай недоверчиво, как-то криво заулыбался, не сводя с меня глаз и, как в театре, ожидая развязки этой комедии.

Вдруг откуда-то сбоку появилась иссохшая, сморщенная ладонь, на которой лежали двадцать сантимов, я повернулся и увидел ту бабку с шевелящимися котомками.

– Возьми, сынок, потом отдашь.

– А где же я вас найду?

– На базаре, сынок, на базаре.

Никто уже не смотрел в мою сторону, все теперь разглядывали что-то там за окном. Я взял протянутую монетку и поблагодарил старушку. Контролерша с уважением смотрела на нее, и я теперь почему-то был уверен, что она всегда впустит ее в свой трамвай, независимо от желания пассажиров.

Когда я стал у дверей в ожидании своей остановки, ко мне вдруг опять подошла эта бабушка:

– Миленький, ты возьми еще пятьдесят сантимов, тебе ведь сегодня надо что-то кушать.

Я с благодарностью отказался и вскоре вышел.

Потом я встретил ее на базаре, она там продавала маленьких котят и еще какую-то живность. Я вернул ей свой долг в этот же день, через пару часов. И после этого еще очень долго думал о доброте, о пассажирах в трамвае и просто о жизни, в которой с каждым годом я разбирался все меньше и меньше.

Три стороны

Воровка

Она бережно хранила эти фотографии, напоминавшие ей о далеком и совсем близком прошлом. На одной они вместе в Италии, она стоит под кипарисом в клетчатой юбке и серой кофточке, а рядом, слева от нее, расположился Виталий, опершись о дерево. В его руке сигарета, он подносит ее ко рту и вот-вот затянется.

Она откладывает эту фотографию в сторону и смотрит уже на другую, где они лежат возле бассейна с голубой водой на удобных деревянных шезлонгах. Ее брови недовольно хмурятся, когда она видит свою фигуру на этом снимке: живот разделен несколькими жирными складками и слегка наползает на плавки, грудь стала совсем приплюснутой и расплылась, с любопытством поглядывая большими темными сосками в стороны. «Да, – пожалела она, – зря сняла тогда лифчик». Своим лицом она была довольна: после загара на нем не было видно щербинок от выдавленных прыщей. Ксюша еще раз посмотрела на фотографию и вздохнула: могла бы быть и чуть похудее.