Вкус пепла - [80]

Едва за Белым захлопнулась дверь, Феликс Эдмундович поднялся со стула, прошел к окну, задумчиво постучал пальцем по стеклу.

– И как тебе мой арестант?

Дзержинский обернулся.

– Ты прав. Умный враг. Переманить на нашу сторону – цены бы такой находке не было. Кстати, здесь кроется тот самый вопрос, по которому я хочу видеть тебя в Москве. Раскрытие преступлений, – Феликс Эдмундович слегка присел на подоконник, так чтобы видеть одновременно и Бокия, и улицу, – борьба с контрреволюцией – дело нужное и на данный момент первоочередное. Однако следует смотреть в будущее, – руководитель ВЧК говорил тихо, монотонно, как бы аргументируя самому себе. При этом сквозь двойные стекла окна внимательно наблюдал за тем, как двое мальчишек в рваных одежонках, явно беспризорники, сновали взад-вперед по улице в поисках добычи. – Советская власть пришла не на год и не на два. Думать следует не только о борьбе с внутренним врагом, но и внешним. – Мальчишки засуетились, воровато посматривая в одну сторону.

«Так, – догадался чекист, – кажется, кто-то скоро окажется без кошелька. Или кошелки». Подумал без каких-либо эмоций. В данную минуту Феликс Эдмундович был на стороне мальчишек. Взрослый человек мог еще как-то выжить в это тяжелое время, у пацанов, оставшихся полными сиротами, путь для выживания был только один – воровство. И обвинять их в этом, считал Дзержинский, было верхом цинизма. Не хотите, чтобы дети крали, – создайте для них нормальные условия жизни.

Сердце чекиста сдавило.

Ян, сынишка… Дзержинский видел сына всего один раз, в 1912 году, когда тому исполнился годик. Жена во время эмиграции переехала в Швейцарию и возвращаться оттуда не пожелала. Впрочем, он и сам не хотел, чтобы вернулась. И дело было не в том, что разлюбил. Наоборот. Чувства остались. А вот здоровье ушло совсем. Ну, вернется она в Москву, и что дальше? К кому приедет? К полутрупу? К доходяге, по утрам выплевывающему со слюной и кровью ошметки легких? И что дальше? Жить не в любви, а в сочувствии? Так, на соболезновании, долго не протянуть. Доброта хороша в меру. А когда вместо любви только чувство сострадания, то так долго не выдержать ни ей, ни особенно ему. Пусть уж лучше все останется, как есть.

Смерть бродила за чекистом буквально по пятам. Физическое состояние Дзержинского было настолько подорвано, что неоднократно врачи едва ли не силой вытягивали его с того света, дважды подобное произошло во время заседаний коллегии ВЧК. Каждое утро Феликс Эдмундович просыпался с одной мыслью: ну вот, и сегодня не умер. И на том спасибо. И так каждый день.

Когда летом, в одиночку, он пошел в стаю взбунтовавшихся эсеров, многие члены Совнаркома и ВЧК посчитали данный поступок чекиста верхом сумасбродства. Но сам Дзержинский знал, что делал. Он уже ничего не боялся. Убьют, так убьют. Днем раньше, днем позже придет смерть – какая разница. Но именно по этой причине его тогда и не убили, потому как он сам к тому стремился. Спиридонова сразу поняла: Феликс ищет именно смерти. Поняла и отступила, чем спутала планы Троцкого.

А с женой Софьей только вел переписку. И одному Богу было ведомо, что творилось в душе мужчины, когда он ей писал короткие, как записки, письма. А вот к сыну тянуло. Нестерпимо и до боли тоскливо.

– Будем создавать разведку? – прервал затянувшуюся паузу Глеб Иванович.

– И не только, – председатель ВЧК оторвался от окна, развернулся к товарищу, – решено организовать несколько структурных подразделений, которые независимо друг от друга будут делать одно дело: внешнюю политику. Вот для одной из таких структур ты мне и понадобишься. Опыт конспиративной и шифровальной работы у тебя огромный, тебе и карты в руки.

– В чем будет заключена работа?

– Для начала – создание агентурной сети за рубежом. В первую очередь нас интересуют Германия, Франция, Британия. Людей следует подбирать разных. В том числе переубеждать врагов. Иначе нельзя. Нам нужны не просто агенты, а люди, которые смогут входить в различные зарубежные структуры, в том числе и власти, которым будут доверять их чиновники. А поэтому будущие агенты должны быть грамотны и обучены еще царской властью, пока не создадим свою школу. Еще лучше, если этих людей будут знать там, за границей, по прежним временам. К ним больше доверия. – Дзержинский слегка прикоснулся к руке чекиста. – Вот с полковника и начинай. Опробуй, так сказать, на нем свои силы. Сможешь переубедить, как говорили в былые времена, завербовать, сделаешь огромную часть работы. И губельмановские миллионы пойдут в дело, на развитие сети. Твоей сети.

– Белый не согласится, – уверенно отозвался Бокий.

– Если просто скажешь в лоб: идите к нам, не согласится. И я бы не согласился. – Феликс Эдмундович легкой, скользящей походкой прошел в центр кабинета, спрятав руки в карманы галифе. – Полковник не дурак. Дураки нам не нужны. Его хорошо знает враг. Даже «легенду» не нужно придумывать. Огромный плюс. Второй плюс: ненавидит Керенского и его окружение. Сыграй на этом. Найди аргументы. Нащупай болевую точку, на которую можно надавить. Пройдись по материалам «Комиссии Батюшина». Просмотри сохранившиеся документы Генштаба. Выясни, кто из родственников жив? Не все же погибли. Кто-то ведь должен был остаться. Сестры, братья, племянники, пусть не родные, двоюродные… Маленькая, но зацепка. От нее и начинай плясать.