Вкус пепла - [20]

– А вот Моисей Соломонович в молодости носил не менее благозвучную фамилию, нежели Урицкий. Радомысльский. Странно, и зачем было менять? Не иначе имелось в данном роду нечто такое, что могло помешать карьере товарища Урицкого и что заставило сына забыть отца. Да и не один он такой отказник. К примеру, господин Троцкий по младости именовался Бронштейном. А убиенный Володарский носил фамилию Когана… Кстати, чем закончилось расследование? – тут же поинтересовался Белый: – Убийцу нашли?

Доронин, не ожидавший вопроса, растерянно посмотрел на собеседника.

– Ищем, – буркнул спустя несколько секунд.

– Так я и предполагал. Надеюсь, Демьян Федорович, вы вняли моему совету, отошли от этого тухлого дела?

Чекист еле сдержал себя. От одного-то дела ушел, да второе прилипло, словно мокрый лист. И, судя по всему, еще более тухлое.

– Давайте, гражданин Белый, не будем уходить в сторону. Вы даете согласие на возвращение народных денег или нет?

– Возвращение куда и кому? Народу? Согласен. И безоговорочно. Губельману – нет.

– То есть… – У Доронина возникло жуткое желание врезать арестованному в морду. Черт бы побрал беляка с его логикой. – А если я дам слово, что деньги вернутся народу?

– Как? – В голосе Олега Владимировича звучало искреннее любопытство. – Каким образом, без участия Якова Исааковича, вы собираетесь использовать деньги в России? У вас есть определенный банк, который принадлежит вам, то есть советской власти? Кто руководит данным банком? На чье конкретно имя будут переводиться деньги? Вы можете ответить хотя бы на один из этих вопросов? Нет? Демьян Федорович, в таком случае наш диалог ведет в никуда.

Доронин сложил листы пополам, сунул в нагрудный карман гимнастерки.

– Напрасно вы так, гражданин Белый. Под пулей ходите.

– На большее и не рассчитываю. – Олег Владимирович с трудом приподнялся с топчана, встал напротив матроса. – Однако хочу уйти из жизни, с силой стукнув дверью. И ваш Губельман… да, да, теперь это уже ваш Губельман, и иже с ним не получат ни копейки! Так и передайте своим товарищам.

– Жаль, что мы не нашли общий язык.

– Отчего ж? С вами-то мы как раз его нашли. А вот с господами Апфельбаумом и Радомысльским мне разговаривать не о чем. Пусть ваш Урицкий присылает нового следователя. Мне бы не хотелось, чтобы силовые методы допроса ко мне применяли вы. Не знаю почему, но вы мне симпатичны.

Доронин усмехнулся.

– Было бы так, рассказали бы о миллионах. А вот с вашим желанием будет заминка, – матрос с секунду мешкал, но решился сообщить новость: – Убили товарища Урицкого. Сегодня утром. Так-то, гражданин полковник.

– То есть… – Олег Владимирович задумчиво скрестил руки на груди, – новое убийство? Любопытно. Хотя в этом нет ничего странного, если вспомнить итоги Французской революции. Однако… Демьян Федорович, а что, если я попрошу вас не торопиться и рассказать о происшедшем?

* * *

Глеб Иванович прошел в кабинет, подошел к окну, поднял с подоконника хрустальный графин, наполненный клюквенным морсом, налил в стакан, залпом выпил.

«Сука! – в который раз мысленно выматерился чекист. – Надо ж так… Чтобы меня, первого помощника председателя ЧК, и не пустили к арестованному! Да что ж творится? Чтоб какая-то б… крутила всем Питером!»

Стакан вторично наполнился, опорожнился.

Бокий решил нарушить распоряжение Яковлевой и увидеться с Канегиссером в камере. В том числе и для проверки слов Доронина. Однако все оказалось именно так, как сказал матрос. Глеба Ивановича до камеры сопроводили. Даже в смотровое окошко разрешили глянуть. Но на большее он получил твердый и решительный отказ охраны.

Рука непроизвольно потянулась к телефонному аппарату в желании назвать служащему коммутатора номер Яковлевой и обматерить ту с ног до головы. Но едва пальцы правой руки коснулись деревянной рукояти телефонной ручки, как Глеб Иванович замер от мысли, которая сегодня днем неоднократно его посещала.

«А что, если действительно на должность покойного Моисея Яковлеву назначил сам Феликс? Может такое быть?» И в который раз за день Глеб Иванович так и не смог дать ответ – ни положительный, ни отрицательный.

Да, судя по всему, Варвара была откомандирована Дзержинским в Северную столицу в качестве наблюдателя за Урицким. Слишком Моисей оказался слабохарактерен для руководителя ПетроЧК. К тому же и он, Бокий, потакал Урицкому. До приезда Варьки по Питеру и губернии кровь не текла рекой разливанной. Не имелось к тому повода. Даже смерть Володарского не сказалась на гражданах города. Лишь с приездом Варвары Николаевны, под давлением в ее лице Москвы, Соломонович вынужден был согласиться с подписанием «расстрельных» приговоров. И не мокрушникам[9]-уголовникам, а идеологическим противникам. Ох, как не хотел он тогда этого делать… Бокий помнил, как тянул Моисей с подписанием постановления о ликвидации заговорщиков Михайловского артиллерийского училища. Оттягивал, сколько мог. Пока Варька не прижала: либо тот с большинством, либо продотряд. Соломонович, естественно, выбрал первое. Да, давить от имени партии девка умеет, чем и ценна. Но… Но у Варвары Николаевны имеется один минус, причем огромный, по причине которого Феликс вряд ли назначил бы Яковлеву возглавлять Чрезвычайную комиссию без согласия Ильича. Минус заключался в том, что Яковлева не поддержала позицию Ленина по поводу подписания мирного договора с Германией. То есть отошла в лагерь противников Ильича, к «левым большевикам», к Троцкому. А такой человек, который проигнорировал личное мнение Старика