Вкус невинности - [86]

- Сигары? - переспросила Адель. - Какие могут быть сейчас сигары?

- Да-да, сигары, мадемуазель! - воскликнул камердинер обрадованно. - Сигары из травы, травяные сигары! Только они и помогают.

Он бросился к шкатулке, спрятанной в шкафу, и дрожащими руками подал хозяину зажженную сигару, потом принялся окуривать этими же травами всю комнату.

Адель переглянулась с Жюдит, которую разбудил переполох и которая стояла рядом в одной ночной рубашке. Горничная едва слышно произнесла:

- Пожалуй, мы слишком радовались днем. Кто знает, не слишком ли это опасно.

Жюдит высказала то, что было на уме и у Адель. Этот приступ, который она впервые увидела, был сам по себе пренеприятнейшим зрелищем. Ей было жаль Тюфякина, но она была вынуждена думать и о себе. Не опасно ли это? Что, если князя разобьет удар и он умрет у нее на руках? Не повлечет ли это ужасных неприятностей с полицией, таких, какие были у баронессы Фешер[28]? И эта его болезнь - не заразна ли она? Кроме того, она уже приходила к убеждению, что как мужчина князь почти не существует. Так что же за роль будет играть она в его доме?

Впрочем, сейчас было не до разговоров об этом. Князю явно полегчало. Хотя вены на шее оставались по-прежнему набухшими, а лицо синюшным, он смог, лихорадочно затягиваясь сигарой, сесть на постели, свесив голые ноги, и сухо, очень часто закашлялся. Насилу поднявшись, он побрел к окну, поддерживаемый камердинером, и стал с жадностью вдыхать свежий воздух. Они даже что-то говорили по-русски. Адель приблизилась и негромко спросила, не нужно ли князю чего.

Он сначала замотал головой, потом пробормотал:

- Разве что платок, дорогая. Подайте мне платок.

Она исполнила его просьбу, и он закашлялся так, что стало ясно: никакие беседы в ближайшее время невозможны. Адель, втайне опасаясь за себя, удалилась, по пути приказав послать за доктором. Она была молода, здорова, полна сил; сейчас, глубокой ночью, ей очень хотелось спать, и она насилу удерживалась от этого, сидя у себя в комнате.

Утром появился врач. Адель, уже одетая и причесанная, вернулась в апартаменты Тюфякина. Князь, проспавший перед этим часа два, имел уже не такой ужасный вид.

Он даже улыбнулся ей, взял ее за руку и с виноватым видом поднес к губам.

- Мне так жаль, дорогая. Я так утомил вас.

- Нет, нисколько. Я рада, что вам стало лучше, а об остальном не думайте.

Врач, догадываясь о статусе Адель и считая ее в некотором роде хозяйкой дома, отвел ее в сторону.

- Его нужно щадить, дорогая мадемуазель, - внушительно произнес он. - Соблазн, который вы собой представляете, может быть смертелен для него. Его сиятельство уже не молод. Если ему и разрешаются… гм, некоторые забавы, то лишь в очень редких, исключительных случаях.

Адель перебила его:

- Он знает это?

- Думаю, да.

- В таком случае - повторите ему еще раз. К тому же, я хотела бы знать - для меня самой это не опасно?

- Ни в малейшей степени, мадемуазель. Ни в малейшей степени.

- А есть ли вероятность, что он умрет у меня на руках?

- Если он будет беречься, то может прожить еще долго, мадемуазель.

Этот разговор, по крайней мере, развеял опасения Адель относительно самой себя. Правда, после случившегося ее положение в Вилла Нова стало еще более невыясненным, чем накануне вечером. С задумчивым видом присаживаясь у постели Тюфякина, она произнесла:

- Что же теперь делать, князь? Вы слышали, что сказал доктор?

- Я и раньше знал это. Можно сказать, я такого ожидал.

- Вам многое запрещено, господин Тюфякин, и…

- Называйте меня Пьер, - деспотически перебил он ее. - Это будет наиболее естественно.

Адель терпеливо повторила:

- Вам многое запрещено, Пьер. Я немного привязалась к вам и сейчас уже боюсь за вас. У меня возник вопрос: что мне делать теперь? Зачем я в этом доме?

Он вздрогнул, брови его поползли вверх, словно от невероятного удивления. Князь приподнялся на одном локте, от чего его ночной колпак сполз набок, и воскликнул почти возмущенно:

- Зачем? Боже мой, неужели вы могли подумать, что этот приступ моей болезни что-то меняет?

- А разве нет, Пьер?

- Тысячу раз нет! О Господи! При чем тут моя астма и моя немощь? Я хочу видеть вас подле себя, вот и все. Мне достаточно завтракать с вами за одним столом и говорить о всяких пустяках. Много ли мне надо? Только немного тепла и ваше лицо! Неужели вы считает, что здесь, на этой вилле или в том огромном доме в Париже, - он сделал жест, будто показывал, какое большое его окружает пространство, - я рад буду довольствоваться только взглядами прислуги и говорить только с родственниками, которые жаждут моей смерти?

- Но у вас же есть друзья.

- Друзья старики! Неужели я не заслужил хоть капельку чего-то иного?

- Стало быть, вы хотите, чтобы я осталась?

- Более того. - Он взял Адель за руку. - Я хочу, чтобы вы были здесь как дома.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.