Вкус невинности - [60]

Жиске какой-то миг еще молчал, потом, прижав ее к себе, покрывая горячими жадными поцелуями ее губы, пробормотал:

- Господи, да конечно же… Конечно же, если вы доставите мне честь быть первым вашим любовником после столь знаменательного события…

- Какого события? - спросила Адель смеясь.

- Рождения этой девчонки, черт побери!

Адель лукаво прошептала:

- Ну, уж за этим дело не станет, будьте уверены. Только имейте в виду, что дети мне больше не нужны, а посему будьте осторожны.

Ее тоже влекло к Жиске, но это чувство было скорее всего вызвано тщеславием, чем сладострастием. Жиске был мужчина не ее типа - жесткий, уверенный в себе, знающий чего хочет. По сравнению с Эдуардом он казался сделанным из железа, даже поцелуи его, хотя и страстные, начисто были лишены нежности. Наслаждение, которое он ей давал, было слишком слабое, чтобы Адель действительно потеряла голову, но он сам, префект парижской полиции, почти министр, еженедельно делающий доклады самому королю - все это приятно щекотало честолюбие Адель. У нее еще никогда не было любовников более значительных. К тому же, Жиске был вовсе не ревнив, поддерживать с ним отношения было легко и Адель не хотелось от них отказываться.

Когда чуть позже она спросила, стоит ли ей принимать предложение Ари Шеффера и позировать ему, Жиске сказал:

- Черт возьми, конечно! Вы что, не знаете, что такое Тюильри?

- Королевский дворец. Там живет король.

- Там живет король, вот именно! Как, глупая девчонка, вы все еще ничего не понимаете? Оживляясь, Адель спросила, надевая шляпку:

- Неужели вы думаете, что я могу завести там нужные знакомства?

- Десятки знакомств… Может быть, тысячи. Они лишатся дара речи, увидев вас.

- Они?

- Я имею в виду королевское окружение. У них нет иного занятия, кроме как бегать за юбками… Ступайте туда, прелесть моя, непременно ступайте. Если вы будете настойчивы, на вас скоро женится пэр Франции.

Адель фыркнула:

- Вот уж к этому я не стремлюсь. Замужество? Еще чего не хватало! Нет, господин Жиске, мне вовсе не улыбается быть навеки привязанной к какому-нибудь эгоисту, исполнять его приказания и быть всегда к его услугам. Я сама построю свою жизнь. Только это меня и привлекает.

Сразу после визита к Жиске Адель поехала в Тюильри, в мастерскую Ари Шеффера. Оказалось, ее тип лица и вся она в целом идеально подходят для его новых картин, которых должно было быть три: Миньона с мандолиной в руках, Миньона, считающая звезды, Миньона со стариком отцом. Сначала нужно было сделать эскизы и наброски; сами же картины предназначались для выставки 1835 или даже 1836 года. Адель облегченно вздохнула, узнав, что писать ее собираются не обнаженной, - у нее раньше было мнение, что художники питают большое пристрастие к изображению именно голых женщин, а к этому она была вовсе не готова. Для нее было большим облегчением узнать, что картины будут вполне благопристойные.

Ари Шеффер, человек еще молодой, чувственный, слегка развращенный своей известностью и вниманием коронованных особ, имел совсем немного уважения к натурщицам. Адель он не знал, и поэтому поступил так, как поступал всегда, когда одна из его моделей ему нравилась, - недвусмысленно дал понять, что ее красота должна бы удовлетворить не только его эстетический, но и физический пыл. Тем сильнее было его замешательство и его удивление, когда новая натурщица, пронзив его полным пренебрежения взглядом зеленых глаз, произнесла:

- У вас не хватит денег, господин Шеффер, чтобы заплатить даже за мою улыбку. Не пытайтесь заполучить то, что вы не можете содержать.

Поначалу самонадеянность этой девчонки показалась ему крайне возмутительной, а ее слова - просто нахальными. Но Ари Шеффер, шутник и весельчак, имел большое и отходчивое сердце; ответ Адель не только обидел его, но и позабавил, а вскоре художник нашел даже много привлекательного в этой самонадеянности. Шеффер закончил тем, что предпочел подружиться с новой натурщицей - она действительно была ему нужна для работы. За месяц сотрудничества у них больше не было недоразумений.

11

Был жаркий июнь 1834 года. Адель выскочила из наемного экипажа, привезшего ее на улицу Кассини, мгновенно поднялась по лестнице, ворвалась в свою квартиру и, на ходу развязывая ленты шляпки, прокричала, не умеряя шагу:

- Боже мой! Боже мой! Вы даже представить не можете, что со мной случилось!

Жюдит выбежала из гостиной ей навстречу. Адель на миг порывисто заключила горничную в объятия:

- Жюдит! Моя милая Жюдит! Мы выиграли!

- Что случилось?

- Погоди, я все расскажу. Мне надо отдышаться и повидать Дезире… Ах, Жюдит, это просто невероятное везение!

Задыхаясь от радости, Адель склонилась над колыбелью, осторожно взяла сонную девочку на руки, бережно прижала к себе, с наслаждением вдыхая молочный запах детского тельца, покрывая нежными поцелуями голенькие пухлые ручки и розовые щечки малышки.

- Дезире, мое сокровище! У нас теперь будет совсем другая жизнь, - прошептала Адель, снова укладывая дочку. - Мне так повезло! Ты спи, мой ребенок, спи! Я все сделаю, чтобы мы были счастливы.

Она обернулась к горничной:

- Жюдит, надо хорошо подготовиться к вечеру. Надо заказать хороший ужин у какого-нибудь ресторатора, лучше всего у Вери - у него всегда великолепные куропатки, да еще приготовить вина - шампанского, конечно, и шамбертена… словом, самого изысканного! Сегодня вечером у нас будет очень высокий гость.