Вкус невинности - [22]

Им обоим хотелось есть, но Адель нерешительно возразила:

- А как же мы теперь вернемся в Париж? Уже стемнело, и мама будет беспокоиться. Когда следующий поезд?

- С вашей мамой, Адель, я бессилен что-либо поделать, но от поезда мы больше зависеть не будем. Я найму фиакр.

- Фиакр до Парижа?

- Безусловно. И не думайте об этом больше.

- Меня волнует мама…

Эдуард непонятным тоном произнес:

- Успокойтесь. Я предвижу, что ваше отсутствие пройдет незамеченным.

Адель открыла рот, чтобы спросить, почему он так полагает, но в это время служанка тронула ее за рукав:

- Пойдемте, мадемуазель. Вы снимете платье, а я дам вам пока свою одежду.

Она подчинилась, пошла вслед за ней, и последним, что она услышала, был голос официанта, осведомлявшегося, желает ли господин граф отужинать в общем зале или закажет отдельный кабинет.

Набросив на себя легкую юбку и кофточку из саржи, принадлежащие служанке, Адель на миг подошла к окну. Здесь, в Нейи, все еще было шумно и людно. Оркестр играл с самого утра, не зная устали. Пары все так же отплясывали, но теперь среди толпы были более заметны вульгарные, развязные, полуголые женщины - видимо, проститутки из Парижа. Они курили сигары, легко толкали в бок мужчин и хохотали, передергивая голыми плечами. Отвращение переполнило Адель - продажная любовь всегда казалась ей такой низкой, такой унизительной для женщины. Она повернулась, чтобы уйти, и, совсем не ожидая того, увидела на пороге Лакруа - ресторатора, завсегдатая салона Гортензии Эрио, того самого, которого встречала утром.

Он не слишком почтительно приветствовал ее и сказал, скрывая зависть и насмешку в голосе:

- Я вижу, вы, наконец, нашли себе покровителя, мадемуазель Эрио.

- Покровителя? - переспросила она, невольно делая шаг назад. - Не понимаю вас.

- Странно. Но тем не менее, во вкусе вам не откажешь. Видимо, граф де Монтрей, - это как раз то, чего вы ждали.

Она не знала, что он имеет в виду, на что намекает, но инстинктивно почувствовала, что его слова таят оскорбление. Брови ее сдвинулись:

- Вы неясно выражаетесь, господин Лакруа. Повторяю, я не понимаю вас.

- Ничего-ничего. И не нужно. Я лишь хотел сказать, что вы, мадемуазель Эрио, мне очень нравитесь и в случае необходимости всегда можете обратиться ко мне - буду рад оказать вам любые услуги.

Странные интонации в его голосе окончательно сбили ее с толку. На первый взгляд он не говорил ничего обидного, и все же Адель была уверена, что его слова обидны. Слишком неопытная, чтобы что-то понять, слишком деликатная, чтобы ответить ему дерзостью или высмеять, она стояла молча, чувствуя, как горячий румянец заливает ее щеки.

- Господин Лакруа, - проговорила она наконец, - я не могу больше беседовать с вами. Меня ждут.

- Не смею вас задерживать.

Она поспешила уйти, в душе составив о Лакруа самое невыгодное мнение. Адель и раньше не любила его и почти не разговаривала с ним, когда тот приходил к ним в дом. Но, хотя их беседы были всегда крайне холодны и непродолжительны, она часто ловила себя на мысли, что он не упускает ее из виду, все время наблюдает за ней, словно ждет чего-то. Возможно, она и вправду нравилась ему, но он сам - слишком большой, крепкий, похожий со своими кавалерийскими усами на наполеоновского драгуна, нисколько ее не привлекал, и она никогда не обращала на него внимания.

Но сейчас его слова задели Адель. Она думала о том, что он сказал, в продолжение всего ужина, поглядывала на Эдуарда и спрашивала себя: почему Лакруа пришло в голову назвать его «покровителем»? Этот негодный ресторатор испортил ей такой чудесный день. Ей хотелось поскорее уйти, покинуть этот ресторан, и от досады кусок не шел ей в горло.

Когда в одиннадцать часов вечера они оказались, наконец, в Париже, и Адель, обменявшись с Эдуардом последним поцелуем, нашла в себе силы покинуть фиакр, оказалось, что мать действительно не заметила ее отсутствия. Ее тоже не было дома. Служанка сказала, что мадам уехала с визитом. Адель была рада, что дело обернулось именно так: никто не станет бранить ее за позднее возвращение и допытываться, что же с ней произошло.

9

- Доктор, складывая свои инструменты, сказал, что для большого беспокойства по поводу здоровья госпожи де Монтрей нет никаких оснований: небольшая усталость, некоторое малокровие - вот и все ее болезни.

- Помочь этому легко, - продолжал он, с почтением глядя на свою знатную пациентку. - Все подобные недуги происходят от нервов. Как можно больше спокойствия, ваше сиятельство, как можно больше спокойствия. И как можно меньше огорчений.

- А что-нибудь более действенное вы можете посоветовать? - вмешался в разговор барон де Фронсак, который, как ближайший друг графини, присутствовал даже при медицинских осмотрах.

- Может быть, господин барон, для графини было бы полезно съездить на воды. Экс-ле-Бен идеально подошел бы для нее.

Доктор ушел. Антуанетта, полулежавшая на софе, задумчиво произнесла:

- Я знаю, дорогой кузен, отчего на самом деле все эти недомогания. Это происходит с возрастом. Я старею, вот в чем причина.

- Вы стареете? Что же тогда говорить обо мне?

- У вас все иначе, милый друг. Для женщин это тяжелее, я полагаю. Тягостно каждый день замечать новые морщинки… замечать те изменения в лице, которые не доставляют тебе ничего приятного. Время бежит так быстро, Жозеф. Нужно иметь мужество, чтобы признать, что ты становишься стара…